Извращенность. Алексей Николаевич Наст

и избавиться от ставшей ненавистной суки-жены.

      Мысль об Анне, чёрная и плохая, давила Арбузову в мозг, мешая работать.

      Вскоре Кожин получил новое назначение с повышением – переводился на Федеральный уровень, в столицу округа. Его сын позвонил Артёму на завод и попросил прислать к ним на дачу Анну (отец не хочет беспокоить самого Артёма Петровича), чтобы уточнить оставшуюся часть оговоренной мзды с завода и какими частями её следует передавать, и в какие сроки. Артём вздрогнул, как от пощечины – Кожин-извращенец вновь собирается пялить его жену на пару с сыночком! И слова о мзде! Они вынюхали, какие барыши пошли к нему в карман, и теперь сдавят его шею новыми непомерными требованиями! Ах, волки! И тут же подумал, что может быть, овладевая Анной, этот скот поимеет совесть и не станет драть с него три шкуры.

      –Она приедет, – выдавил из себя Арбузов, и хлобыстнул трубкой об аппарат. Но тут же поднял её, набрал свой домашний номер.

      Голос Анны был сонным и тусклым.

      –Алло, я слушаю.

      –Езжай к Кожину на дачу. Сейчас.

      –Одна?

      –Да, – Артём говорил резко, отрывисто, через силу. – Убеди его, чтобы не драл с меня три шкуры. Всему должна быть мера. У нас изначально с ним оговоренная сумма и новых поборов не выдержать.

      –Артём, я не хочу…

      –Послушай! … Это надо нам. Чем меньше он возьмёт, тем больше достанется нам, нашим детям.

      –Артём, я тебя не вижу три месяца, ты не выходишь с завода, не звонишь, когда звоню я – не берёшь трубку.

      –Наводил порядок.

      –Нет, Артём, я не хочу ехать к Кожину, и мне совсем не нравишься ты, и твой завод. Ты забыл и меня, и детей. Зачем тогда всё?

      Арбузов притворно смягчился:

      –Я понимаю, что ты злишься. Съезди, я прошу. Больше ездить не придётся – он уезжает. Завтра воскресенье, я приеду домой. Всё будет хорошо, как раньше. Здесь был завал, я всё раскидал, теперь всё работает ритмично. Съезди, пожалуйста.

      –Ну, хорошо.

      Он сразу положил трубку. Не хочет она, кривляется, а сама, поди рада, снова подлечь, под Кожинскую семейку.

      От злости, Артём захотел есть, позвонил в столовую. Ему принесли в кабинет рассольник и две котлеты с подливой. Он жадно ел, представляя, как Анна стонет от удовольствия под Кожиным-старшим. Гадкая шлюха! Он возбудился неимоверно от этого видения, не смог есть, бросил ложку в стену. Сейчас бы трахнуть какую-нибудь девку. Жаль, секретарша – старуха, спец, но старуха, оставшаяся ещё со времен Еремееева. Она могла быть шпионкой, по идее, но он верил, что старуха слишком честна, чтобы продолжать работать на Еремееева – Еремеев теперь никто, завёл себе жалкую оптово-розничную фирмочку, торгует, чем придётся…

      Артём нервно вскочил из-за стола, и побежал вон из кабинета. В большой приёмной кинул взгляд на старуху – её надо уволить, посадить за компьютер смазливую бл—ь, чтобы в любой момент могла подставить или сделать минет, лучше замужнюю и с детьми, иначе пойдут толки, что он уволил старую высококлассную профессионалку ради своей