У края бездны. Алексей Николаевич Наст

я так представил. Затащили в походную палатку, и давай «пороть». И не смогли «пропороть». Куда уж им войну выиграть с нами, если женщину как следует «пропороть» не смогли!

      В кабинет заглянула Антонова – дознаватель.

      –Кого это вы пороть собрались? Что ещё за планирование экзекуций?

      –Никого мы не собрались, – отозвался со вздохом Килькин, закрывая свою тетрадку, и пряча её в ящик своего письменного стола. Песня уже кончилась. – Мы просто работаем, Ася Николаевна. Занимаемся обычной повседневной бюрократической рутиной.

      Павел поборол в себе желание громко расхохотаться, отвернулся, шмыгая носом.

      Начальница, не собираясь зайти, с порога строго отчитала Килькина:

      –Ты активней ей занимайся, Петя, этой бюрократической работой, тебе за это деньги платят – заработную плату…

      –Да, да… Любимая начальница, я покорный раб!

      –Ты обалдуй! Как ты прошёл переаттестацию, до сих пор удивляюсь!

      –Я применил коррупционные схемы, все поняли, что я «свой человек», и меня оставили, а всех бескорыстных выгнали поганой метлой, чтобы не мешали работать полицейской машине!

      Антонова усмехнулась, посмотрела на Павла, сказала ему, имея ввиду Килькина:

      –Он конченный обалдуй! Да, Паша?

      Павел, улыбаясь, пожал плечами – с начальством лучше не спорить.

      Антонова ушла…

      Через минуту исчез из кабинета и Килькин, ничего не сказав Павлу. Любовнички! Их глупые попытки скрыть свои тайные отношения смешили всё управление!

      Павел засел за отчёт. Написание шло туго, но успеть было необходимо по двум причинам – Аксюшкину требовалось докладывать о рейде перед начальником областного УВД и губернатором, а Павел с завтрашнего дня отправлялся в законный, так давно ожидаемый, тридцатидневный отпуск, и не мог оставлять бардака в своих делах. Он любил во всём порядок. А порядок на работе – первое дело!

      Он просмотрел исписанные листы, подшил в картонную обложку. Вспомнил выражение: «Шить дело белыми нитками», усмехнулся. В царской России реально шили дела, используя белые натуральные нитки, тогда скоросшивателей не было!

      Осмотрел свой стол, такой родной и любимый. Он его не увидит месяц. Огромный срок! Павел знал, что затоскует уже через неделю без любимой работы. Вот тебе и отдых! Первые дни отсыпные, а что потом – бездельная маета?!

      Чувство неудовлетворения, возникшее в палате погибшего Алешковского, не только не ушло, но напротив, стало тискать душу непонятным томлением. Было в этом деле много белых пятен: пилку, которой проделана дыра в решётке, так и не нашли, непонятная «разумность» написанного в тетради…

      Павел снова перелистал растрёпанную тетрадку. Почерк забористый, быстрый. Мысли в голове этого малого текли чётким выверенным текстом. А главврач смотрел на такие нюансы «болезни» абсолютно спокойно. Насколько Павел знал, сумасшедшие не отличаются умением сосредотачиваться. Хотя им, психиатрам, виднее, конечно.

      В коридоре послышались голоса. Распахнулась дверь, в кабинет вошли