Сказание о забытом князе. Не терпя обидим быти. Том III. Тимофей Рахманин

это время на пороге появился улыбающийся Родомир:

      – Звали? А то быстрей, мы с Фёдором прятаться будем, наш черёд! Мы Тихона с Трифоном враз нашли! Уж второй раз в стогу спрятались!

      – Погодь-ка, Родомир, поди ближе, – сказал строгим голосом Добрыня, – сказать чево надобно.

      Мальчонка, почувствовав что-то серьёзное, подошёл ближе. Улыбка исчезла с его лица, а в выражении глаз появилась какая-то настороженность, перемешанная с догадками и детской наивной надеждой. Продолжил говорить Довмонт:

      – С отцом твоим… Я был словно брат… Оттого хочу тебя с собой взять, во Псков. Будешь мне братом названным, младшим? Как тятька твой? Хочешь со мной поехать?

      Мальчишка снова заулыбался и чуть не подпрыгнул:

      – Хочу! В граде тятька точно быстрее меня найдёт! Ведь все знают, где тя найти, так ведь? Он же всё одно во Псков придёт! Так ить? Так?!

      – Ну, как бы так…

      – Вот и ладно! – перебил счастливым голосом Родомир. – А пусь он тебе братом и будет, ты ране не сказывал про то! Пусь он тебе братом, а я ему сыном! Так ить можно?! Так мы что теперь сродники, что ли?!

      Довмонт кивнул, но почему-то отвёл взгляд. Мальчонка, не раздумывая, обратился к Добрыне и Кречету, одновременно кидаясь Довмонту на шею:

      – А дозволите мне с князем, а? Дядечки мои, а? Я скоро! Погляжу тока град и вернусь! Фёдор, када малым был, видел, говорит бо-о-ольшой, за день не пройти! А может, и тятька уж возвернулся!

      Кречет лишь развёл руками, а Добрыня молвил:

      – Ну, коль хочешь…

      – Хочу! Ой, как хочу, Добрынюшка! У меня ж теперь, кроме тятьки, и сродник есть! Есть, к кому гостить! Во! – и мальчонка, хлопнув в ладоши, смешно подпрыгнул.

      Кречет промолчал. Довмонт, задумчиво улыбаясь, смахнул со лба выступивший пот, а Добрыня тяжело, с грустью вздохнул.

      ***

      Дело шло к зиме. Стены першей были накрыты деревянной крышей. Подняты до должной высоты, строенные по княжьему повелению. Крепость стала ещё больше, ещё неприступнее.

      Лекарь Булат сидел у самого берега на выкинутом рекой бревне и тихо напевал какую-то красивую булгарскую песню.

      – О чём песнь, Булат? – спросил Довмонт, осторожно подсаживаясь рядом и держа в руках почти беспомощного маленького щенка. Лапушка три седмицы назад опять принесла… Волчата…

      Лекарь взглянул на щенка, погладил пальцем у него за ухом, тронул нос и отвечал со вздохом:

      – Пра родина маю… Пра землю… Пра то, какая красивая мая родина… Какие красивые там девушки…

      – А… У тебя была девушка?

      – Да.

      – И где она теперь?

      – Нету.

      – Умерла?

      – Нет. Живая, слава Богу, навернае… Для меня умерла…

      – А семья была?

      – Нет, не было…

      Помолчали.

      – Булат… Я никогда тебя не спрашивал… Ты как оказался в Крево? И сюда за мной пришёл, не бросил. Ты ж не раб, волен поступать, как хочешь. Мне казалось, что ты был у нас всегда. Я ж помню тебя сызмальства…

      Булат внимательно посмотрел в глаза князя