Маргарита Бургундская. Мишель Зевако

взгляд переместился с неподвижного Филиппа на усиленно прятавшего глаза Буридана, затем – на Маргариту Бургундскую. В этот момент королева, спровадив Страгильдо, подошла к клетке Циклопа.

      С минуту Готье, весь дрожа, простоял в задумчивости, вынашивая некую мысль, которая внезапно, словно вспышка, промелькнула в его мозгу.

      Вдруг он разразился ужасным смехом:

      – Прощай, брат! Прощай, Буридан! Прощайте, все! Раз уж нужно, чтобы один из нас пожертвовал собой ради спасения остальных, раз уж, по воле Филиппа, выходит так, что даже смерть Маргариты должна стать роковой для одного из нас… Что ж!..

      Резким движением он поднял раму и выпрыгнул в окно…

* * *

      Благодаря расположению двух дворов, о котором мы уже говорили выше, Готье приземлился во второй из них, то есть в тот, где находилась Маргарита Бургундская. Как только он коснулся земли, сильнейшее раздражение, которое толкнуло его на этот поступок, тут же улетучилось, сменившись абсолютным хладнокровием. Мгновенно оценив ситуацию, Готье подскочил к двери, за которой скрылся Страгильдо, и запер ее на засов.

      Кровожадная ухмылка исказила эту обычно столь безмятежную физиономию, и он прорычал:

      – Вот и настал твой конец, Маргарита!..

      Рука потянулась за кинжалом.

      – Проклятье!.. – взвыл Готье.

      Кинжала не было. Очевидно, Филипп выхватил его вместе с арбалетом.

      В эту секунду Готье машинально взглянул на Циклопа, огромного хищника, который с любопытством взирал из глубины клетки на этих чужаков, посмевших потревожить его мрачные думы и мечты о свободе.

      Задрожав от неистовой радости, Готье сделал несколько шагов… по направлению к клетке с грозным животным!

      Спустя мгновение дверца клетки была уже открыта, и Циклоп, после секундного замешательства, двинулся к решетке, отделявшей его от Маргариты.

      Не обращая ни малейшего внимания на укрывшегося за дверцей Готье, животное шло прямо на эту обезумевшую от ужаса, словно пригвожденную к земле пароксизмом страха женщину.

      Маргарита не кричала, но рот ее был широко открыт, словно рвавшийся из нее крик комком застрял где-то в горле.

      Лев дышал прерывисто и хрипло. Его длинный хвост заколыхался из стороны в сторону, пышная грива поднялась торчком, пасть открылась, обнажив огромные клыки… Он съежился, готовясь к прыжку…

      И тут вдруг он резко остановился и начал пятиться, ворча от испуга и ярости…

      Да, Циклоп отступал!

      Отступал перед двумя стальными зубьями вил, короткими и острыми… и держал эти вилы Филипп д’Онэ.

      Филипп прыгнул вслед за братом…

      Пару секунд эти противники, животное и человек, застыв на месте, сверлили друг друга взглядом.

      Филипп переживал одну из тех странных, необъяснимых минут, когда ощущения человека удесятеряются, когда все, что было истиной, становится безумием, сном, ложью, когда все, что было невозможно, становится реальностью.

      Никогда прежде он не приближался, никогда прежде не видел создания более чудовищного, чем