Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый. Нелли Шульман

с дружеским визитом, как говорил Гиммлер. Рейхсфюреру хотелось внести туда и проклятую бабу:

      – Должно быть, она уголовница. Орала, как торговка, на рыбном рынке. Акцент у нее здешний. Наверное, портовая проститутка, с асоциальным винкелем ходила… – женщина утверждала, что узнала Гиммлера:

      – Я его видела, в Равенсбрюке… – за стеной что-то зашуршало, – я пять лет отсидела в лагере. Вот справка… – как Гиммлер ни прислушивался, имени женщины он не разобрал. В Равенсбрюке сидело еще сто тысяч заключенных. Найти уголовницу не представлялось возможным.

      Холланд, ни говоря ни слова, щелкнул зажигалкой.

      Гиммлер думал о флотилии, в Бремерхафене, о трюмах, с панелями Янтарной комнаты и шедеврами европейских музеев, о средневековой папке, в укрепленном сейфе, о тяжелой воде, из подземных цехов «Шкоды», и особом грузе, в бронированном чемодане:

      – Максимилиан знает, что делать, если лодка, со мной на борту, не даст сигнала о выходе к основной флотилии. Макс осторожный, расчетливый человек. Он не рискнет будущим рейха. Он уведет лодки на промежуточную базу, на последний плацдарм. Фюрер возродится, в своем наследнике. Офицеры СС воспитают мальчика, в арийском братстве. Максимилиан найдет 1103, у нас появится настоящее оружие возмездия… – по глазам Холланда Гиммлер видел, что англичанин знает, кто перед ним.

      – Если бы не он, все обошлось бы. Здешние британцы не разобрались, кто я такой. Эскорт ничего не скажет, они верные люди. Нас бы отпустили, мы добрались до побережья, до лодок… – Гиммлер не хотел умирать:

      – Геббельс и Магда, фанатики, отравили детей. Я бы на такое никогда не пошел. Я увижу свою дочь, увижу малышей… – оружия у рейхсфюрера, конечно, никакого не было:

      – Только капсула, в челюсти, с цианистым калием… – на деревянной стене комнаты тикали резные часы, с кукушкой. Гиммлер понял, что под лагерь приспособили военный городок Люфтваффе:

      – Инженеры, что здесь работали, теперь у союзников подвизаются. Я больше, чем уверен, что Гейзенберг и фон Браун тоже продались американцам, за кофе и сливочное масло… – по плацу ветер гонял лепестки ромашек. Окно закрыли, но Гиммлеру показалось, что до него донесся аромат цветов:

      – На пустоши вереск растет… – он, тихонько, вздохнул, – здесь красивые места, дикие. Словно в Мон-Сен-Мартене, Максимилиан рассказывал о тамошних горах… – рейхсфюрер, мимолетно, подумал, что можно поторговаться с Холландом:

      – Нет, я не имею права предавать будущее немецкой расы. Они уничтожат груз лодок, Германия лишится наследника великого дела… – Холланд взял со стола его солдатскую книжку. Гиммлер вздрогнул от сухого, холодного голоса:

      – У него безукоризненный акцент, берлинский. Он математик, Кембридж заканчивал… – рейхсфюрер читал записи допросов предателя, Генриха фон Рабе:

      – Они с давних времен знакомы. Встретились юнцами, девятнадцати лет,