…И непоколебимая тишина при дыхании нечистых ветров. Ефим Сорокин

что сами-то живём вне Божьей благодати, но таким образом стал думать много позже, а тогда вертелось в голове что-то вроде: могут оказаться и шпионами. Гайдаровская тема ещё жила в сердце. Враг умён и опасен… их надо обезвредить… Хорошо ещё хватило ума сказать тебе: – Если я туда не вернусь, мне через год казаться будет, что я всё это придумал.

      Ты пожалела меня и сказала:

      – Конечно, сходим… только как Надя на это посмотрит? – бровь твоя вопросительно изогнулась.

      – Ей тоже нельзя говорить об этом – подружкам разболтает, – отвечал я, довольный твоим согласием, ликующий и благодарный. С танцплощадки, что за Домом офицеров, доносился стук, треск и грохот: малышня, играя в футбол, лупила мячом по рейкам ограды.

      Из стопки пахнущих типографской краской книг на твоём столе я выудил учебник обществоведения, полистал и стал делать вид, что читаю:

      – «Мнимо народное государство, задуманное господином Марксом, управляется интеллигентным, а потому привилегированным меньшинством, которое якобы знает интересы народа лучше, нежели сам народ…»

      – Что?.. там так написано?..

      – Да.

      – Не может быть!.. выдумываешь…

      – Вот. – Я хлопнул ладонью по странице учебника.

      – Где?

      – Вот.

      – Да где? – Ты взяла у меня учебник. – Где? Я не могу найти…

      – Да кто же такое в учебнике напечатает? Это Михаил Бакунин «Государственность и анархия»! – со знанием дела сказал я. Слова мои отнюдь не были исполнены скромности. Ты улыбнулась. Я имел попечение рассмешить тебя и был собой вполне доволен. Ты, наверное, подумала, что я знаю намного больше того, что произнёс. Малышня на танцплощадке звонко радовалась забитому голу.

* * *

      Что-то увиденное за окном кабинета истории так расстроило Галину Парамоновну, что она прекратила объяснение урока. Опустила очки «без оправы» на кончик носа и поверх стёкол смотрела на то, что её неприятно заинтересовало. Разговаривать на уроке у Галины Парамоновны и в голову никому не приходило. Все ждали. Время шло, а Галина Парамоновна от окна не отходила. Все ученики первого ряда вытянули шеи и повернули головы в направлении взгляда Галины Парамоновны. И со среднего ряда привстали, чтобы посмотреть, на что смотрит учительница. И с третьего ряда встали, чтобы глянуть. Ничего необычного за стенами школы не происходило. Пронизанный тонким шафрановым цветом гарнизон казался безлюдным, даже площадь перед Домом офицеров была пуста. Оставалось непонятным, куда Галина Парамоновна смотрит и почему лицо её печалится. Учительница будто не замечала, что все поднялись со своих мест. Казалось, даже Карл Маркс с масляного портрета пытается посмотреть туда, куда смотрит Галина Парамоновна. Фридрих Энгельс был нарисован так, что смотрел в противоположную от окна сторону, но казалось, что и ему очень хочется повернуть голову и посмотреть по направлению взгляда Галины Парамоновны.

      Учительница представила нам пример для вразумления.

      – Одни