Своя правда. Константин Сергеевич Минин

дом. В этот страшный момент я мог думать только о себе. Нет, я, конечно, думал о маме, я пытался осознать, какое несчастье могло с ней случиться, и даже совершенно искренне пытался вызвать в себе ощущение горя, но, если честно, у меня это не очень хорошо получалось. Мои мысли вновь и вновь возвращались к моей персоне.

      Возможно, я плохой человек и совсем не люблю своих родителей, но в тот момент я умудрился подумать даже о том, что из открытой квартиры могут украсть мой компьютер, я начал обдумывать какие действия нужно совершить, чтобы этого не произошло, и уже собирался было попросить толстого полицейского закрыть входную дверь моим ключом, когда мысли в моей голове совершили очередной поворот и сами по себе потекли в другом направлении. Немного поразмыслив, я решил, что совершенно бесполезно пытаться сохранить компьютер, так как в детский дом его все равно не разрешат взять, а если и разрешат, то старшие мальчишки непременно его отберут.

      Не знаю, какие в полиции правила, но везли меня на узкой и жесткой скамеечке в отсеке для преступников.

      Наблюдая в грязное зарешеченное окно, я увидел, как мы въехали во двор отделения полиции, и за нами закрыли ворота.

      После того, как автомобиль остановился, толстый полицейский по какой-то причине сменил свое ко мне отношение, он открыл заднюю дверь УАЗика и грубым, не терпящим возражений тоном скомандовал:

      – Вылазь!

      Я попытался поинтересоваться, куда мы приехали и когда мне покажут мою маму. В тот момент я все еще был уверен, что меня везут опознавать ее труп, но вместо ответа он одним резким движением сдернул меня со скамейки и сопроводил коротким толчком в спину еще более странной репликой:

      – Молчать!

      Явно никуда не торопясь, он закрыл дверцу и, лениво шагая, начал подталкивать меня по направлению к небольшой железной двери, расположенной в стене полицейского отделения, между двумя зарешеченными окнами.

      Я подумал, что там морг, или какое-то специальное отделение, в котором проводят опознания трупов. Когда дверь открылась, мои подозрения нашли свое подтверждение. Из длинного коридора, спрятанного за дверным проемом, мне в лицо ударил поток тошнотворного воздуха. Сказать, что из коридора неприятно пахло, значит сделать комплимент той вони, которая окутала меня, вызывая одновременно головокружение и желание выблевать на пол все еще не съеденный мной завтрак.

      Плохо освещенный коридор показался мне бесконечным. Глубокого вдоха, который я сделал до того, как переступил порог, хватило только на половину пути, и мне пришлось вновь и вновь вдыхать зловонный воздух через шерстяной рукав моего пуловера. Глаза начинали слезиться от едкого запаха и жуткого приступа жалости к себе, поэтому я не очень хорошо разглядел дверь, перед которой все тот же грубый голос скомандовал мне остановиться. Дверь открылась, меня втолкнули внутрь маленькой, плохо освещенной комнаты, за моей спиной гулко громыхнул засов.

      Я стоял на бетонном полу в желтоватом круге света, отбрасываемого маленькой лампочкой, висевшем под самым потолком комнаты.

      – Привет, Малой.