Пёс с золотыми зубами. Сборник. Сергей Прокофьевич Пылёв

вернулся и начался допрос.

      – В какой партии состояли?

      Я решил продать себя дорого.

      – С тридцать первого – в подпольной левобухаринской. А позже

      она вошла в правотроцкистскую партию…

      – Как независимое крыло?

      – Да… – сказал я, точно глухо кашлянул.

      Следователь пристально посмотрел на меня:

      – Левобухаринская? Интересно… Первый раз слышу о такой…

      Каковы были её цель и программа?

      Я почувствовал, что он всё-таки не верит мне. Это было опасно.

      Я растерялся: вдруг Кислицин отправит меня назад в штрафную,

      пока я не успею тут как следует оклематься?

      Несмотря на свою пятьдесят восьмую статью, я в политике не по-

      нимал ни бельмеса. Правда, в камерах да бараках левым ухом кое-

      что слышал о Троцком и Бухарине. Из того, что в газетах, само собой,

      про них не писали. Арестанты поговаривали, будто Бухарин был за

      частную собственность на землю и, значит, как бы против колхозов.

      А я в своё время оттого и перебрался в Воронеж из родной Вели-

      ко-Михайловской слободы, что шепнули мне добрые люди, будто за

      моё тогдашнее хозяйство (лошадь, две коровы, три свиньи) мне не

      миновать Сибири.

      – Наша цель… – начал я, с трудом подбирая слова, – вооружён-

      ная борьба против коллективизации и раскулачивания. Програм-

      ма – земля крестьянам. Как было обещано нам самим товарищем

      Лениным…

      В это время дневальный принёс большую булку белого тёплого

      хлеба. Однако Кислицин всю её мне не дал. Отрезал граммов четы-

      реста, а остальное положил на окно и накрыл газетой.

      Такого вкусного хлеба я никогда не ел. Я не променял бы его ни на

      какие деликатесы. Этот хлеб я не столько кусал, сколько целовал. Он

      таял во рту. Всего несколько раз отведал его, а в руках уже ничего нет.

      Недоумённо поглядел на Кислицина.

      – Повремени немного… – улыбнулся следователь. – Иначе забо-

      леешь. Когда закончим, я отдам тебе весь хлеб. А сейчас ещё вопрос:

      в вашем деле указано про побег на пароходе «Мироныч» из бухты

      Амбарчик в тысяча девятьсот тридцать девятом году. С какой целью

      вы его совершили? И куда хотели бежать?

      Я понимал, что мне необходимо наговорить на себя как можно

      больше, не ограничивая ни в чём свою фантазию. Каждая минута в

      тёплом кабинете следователя была спасением. Я вовремя вспомнил

      загадочного выдумщика фельдшера Льва Максимовича Руженцева

      и с ходу развернулся на полную катушку:

      – После Ленинграда «Мироныч» должен был доставить лес во

      Францию, – строго сказал я. – Этот факт вы можете проверить.

      Таким образом, я по поручению партии собирался пробраться за

      границу. Для получения инструкций, денег и подложных советских

      документов.

      – Куда конкретно? – сдержанно заметил Кислицин.

      – В этот… Париж!

      – С кем вы там должны были встретиться?

      – Этого