Земля. Елена Крюкова

головами, будто голодных птиц кормила.

      В ямину из рук тех, кто вернулся из леска, посыпался первый хворост. Бабы тут же взялись за плетенье. Ветвяная крыша должна была уберечь от бурана, от ветра. Влас сел на корточки и рьяно рыл в большой ямине ямку помельче.

      – По кой роешь-то?

      – Печка будеть. Инако околеем тута.

      Вобла утерла нос костлявым кулачком.

      – А огня-то где найдём?

      – Найдём! был бы розжиг.

      Сверху послышался топот, вспыхнули крики. К их яме бежали.

      – Товарищи, товарищи! това… Живём! живём! У нас котел рыбацкий есть, с баржи парни стащили! И мешок муки есть! Это – солдаты дали! Сказали, бережно расходуйте! лишь по весне другой мешок привезем!

      Женщины заблажили.

      – А-и-и-и-и! а што жа ись-то будем! а детки!

      – Мешок один – мало! мало до весны!

      – Кору глодать?!

      Мужики разводили перепачканными землёю руками. Серебром, золотом возгорались и гасли во мраке закопчённые, голодные, подземные лица.

      – Да река рядом, река, рыбы тута, в Сибире, навалом, я слыхал…

      – Охота тут знатна! да ружей-то вить у нас нетути, мужики!

      – Ружей нет? у твово Кирюшки вон – нож! с ножом будем на медведя ходить!

      – На медведя… али на человека?!

      – Хотишь сказать, у крестьян, братьёв наших, с подворья – красть будешь?

      – Типун табе…

      Влас сидел на корточках и, вздувая желваки на щеках, рыл яму для печи. Вобла сидела рядом, тоже на корточках, и глядела: то на лицо ему, то на руки.

      Яма была вырыта. Влас посмотрел на Воблу.

      – И что?

      – И ничево. – Влас возвысил голос. – Эй! Мужики! У ково огонь есь! Огоньку дайтя!

      Вобла быстро, ловко, голыми худыми ручками во тьме мерцая, наломала хворосту и насовала его в ямку. Бабы накидали туда кто что: рваную ветошь, клочки газет, что в карманах завалялись, мусор, щепки. Мужики сверху бросали тонкие стволики берез, наломанных в ближнем леске. Жратву печке приготовили на славу. Глаза Власа горели бешеным весёлым мраком из-под насупленных седых бровей.

      – Разожги, разожги…

      – Тольки нас не сожги!

      Вдруг люди все замолчали. В мёртвой, морозной тишине – в ямине уже было надышано десятками ртов, и ходил меж головами и лицами тёплый, пахнущий голодом живой пар – молчание, вместе с людьми, стояло и ждало, когда Влас разожжёт огонь, и разожжётся ли он, а то, может, и не займётся.

      Вобла стояла рядом. Покусывала мелкими зубками бледные рыбьи губы. Влас на неё не косился; опять он видел её всем собою, кожей всей.

      Влас встал на колени перед ямой.

      Из тьмы высунулась мужичья рука, протягивала коробок спичек. Влас слепо взял из грязных пальцев синий коробок, покачал на ладони: лёгок, и спичек там – мало. Драгоценный огонь, сокровище, ну возьмись, возьмись…

      – Возьмися, друже, – ласково, слёзно шепнул Влас спичке в своих огромных скрюченных пальцах.

      Из-под