Корни. Роман-гипотеза. Илья Тамигин

Дарий Аркадьевич, – деликатно рыгнув, поинтересовался эксперт, – Давно недоумеваю, что за имя у вас: Дарий?

      – А! – махнул рукой следователь, – Это папаша мой в гимназии за древних персов двойку получил из истории и на второй год в пятом классе остался! А в восемнадцатом выяснилось, что историк контрик, так папаша его лично к стенке прислонил. Вот, в память этого события и нарек меня, безответного малютку, Дарием. Я же в двадцатом родился, тогда любые имена регистрировали без вопросов. Хорошо ещё, что не Ксерксом, или, там, Артаксерксом! Вот и получилось: Дарий Донцов.

      Все захихикали, кроме старшины, о древних персах понятия не имевшего.

      Джим очнулся и обнаружил, что лежит на жестких досках. Приоткрыв левый глаз, тут же его зажмурил обратно, ибо яркий свет был нестерпим. Голова мрачно разрывалась на части, тошнило, во рту была выжженная палящим солнцем пустыня, посреди которой торчал обугленный пень языка. Сердце громко бухало о рёбра, сотрясая всё тело, мочевой пузырь, который, собственно, и разбудил сознание, грозно вопил, что его предохранительный клапан вот-вот не выдержит, и тогда он, пузырь, за последствия не ручается!

      Всё вместе означало похмелье.

      Кое-как встав на подгибающиеся ноги, Джим осмотрелся. Крашенные темно-зеленой краской стены, железная дверь, нары… Похоже, он в тюрьме! Интересно, за что? Ладно, потом выясним… Сейчас главное – с мочевым пузырём разобраться! Ни унитаза, ни параши в камере не было. Страдалец принялся стучать в дверь. Через пару минут, показавшихся вечностью, в двери открылось окошко.

      – Чего надо? – вежливо спросил стражник.

      Выразить словами своё желание Джим не смог, поэтому прибег к языку мимики и жестов.

      – А, немой… Что, в клозет хочешь?

      Как ни странно, наш моряк понял русские слова и яростно закивал.

      Дверь открылась.

      – Выходи! Стой! Лицом к стене! Пошел!

      Команды подкреплялись поясняющими тычками.

      Посетив туалет и напившись там вдоволь воды из-под крана, пока не стало легче, Джим вернулся в камеру. Сев на нары, попытался вспомнить, что, всё-таки, произошло, но не смог.

      «Ладно, подождем! Должны же объяснить, в конце концов!» – философски пожал он могучими плечами.

      И принялся терпеливо ждать. А вскоре принесли ужин и организму совсем полегчало!

      В горбольнице доктор Илья Игоревич, шепотом ругаясь, оперировал Мишку. Как и предполагалось, у того оказался разрыв мочевого пузыря, причем, вдребезги. Провозившись три с половиной часа, доктор, устало отдуваясь, вышел в предоперационную и принялся размываться.

      – Вам следователь звонил. Просил перезвонить, как освободитесь, – сообщила медсестра, подавая полотенце.

      Кивнув, Илья Игоревич отправился в ординаторскую, где его уже ждал самовар. Закурив папиросу «Норд» и отхлебнув из стакана в подстаканнике бодрящего напитка, доктор взял телефон и набрал номер, записанный на бумажке.

      – Алё!