Корни. Роман-гипотеза. Илья Тамигин

восемьсот девяносто первый, двадцать третье мая.

      – Место работы?

      – Мехмастерские в порту. Старший мастер.

      – Почему не на работе?

      – Отгул взял, у меня жена в больнице, навещал, значит.

      – Понятно… – следователь быстро заполнял протокол, – Расскажите, Евсей… э-э… Кириллович, что произошло.

      Прохоров задумался.

      – Ну, я… это… сидел здесь, а они, все трое, вот тут, – он показал пальцем, – До меня пришли. Я ещё обратил внимание, что татарину водку наливают. Потом отвлёкся. Когда пошел в сортир, их за столиком уже не было. А в сортире – мать пресвятая богородица! Лужа кровищи и все лежат! Я на одного чуть не насс… чуть не наступил! Еле выбрался, значит, и шумлю: убили! Вот и… все, вроде.

      – Не ссорились они?

      – Не, не ссорились, это точно.

      Задав ещё несколько вопросов, ответы на которые дела не прояснили, следователь записал адрес Прохорова и попросил расписаться в протоколе.

      – Да, забыл спросить: вы партийный?

      – А как же! Член ВКП (б) с тыща девятьсот тридцать восьмого года!

      Следователь наклонился к заросшему седыми волосами уху свидетеля:

      – Тогда брюки застегните, товарищ, не позорьте Партию!

      Ахнув, Евсей Кириллович залился краской и проворно заработал пальцами.

      Донцов, дождавшись, пока тот закончит, кивнул:

      – Очень хорошо, товарищ! До свиданья, вы нам очень помогли. Вызовем, ну, повесточку пришлем попозже.

      – Да я, типа, понимаю…

      Из туалета вышел судебный эксперт, дымя беломориной:

      – Дарий Аркадьевич! У пострадавшего весь затылок всмятку. Черепно-мозговая травма. Вот, такая причина смерти. Подробнее – после вскрытия.

      – Спасибо, Андрей Иванович.

      Следователь пригласил за столик разливальщицу.

      – Фамилия, имя, отчество?

      Та ответила.

      – Год рождения?

      – Молодая ещё! – кокетливо повела очами уже оправившаяся от шока Катерина.

      – А конкретнее?

      – Ой, ну, напишите, что двадцать первого!

      На самом деле она была ровесницей Великого Октября.

      – Семейное положение?

      – Вдова я, – грудным голосом поведала Катерина, сроду, между нами говоря, замужем не бывавшая.

      Когда тебе глубоко за тридцать, выражение «не замужем» как-то не звучит. Опять же, как насчет сыночка Модестика объяснять? Вот и врала, что была вдовой соседа – боцмана Пилипенко, сгинувшего на войне. А свидетельство о браке сгорело при бомбежке! Люди верили, в военкомате даже помогли сына в Нахимовское училище пристроить.

      Быстро записав всё это, следователь спросил:

      – Эти, трое, вместе пришли, или по отдельности?

      Катерина, не задумываясь, ответила:

      – Татарин, точно, один пришел… Я ещё подумала: глухонемой. А эти… не помню. То ли вместе, то ли по отдельности… Мест было мало в зале, вот они и сели к нему. Нет, помню! Тот, который раненый,