Шелопут и прочее. Александр Сергеевич Щербаков

замечательную компанию вы мне удружили!

      Чем не закваска для неприятия, недружелюбия? У кого на памяти не найдется достаточно случаев дурной розни при гораздо меньших «основаниях»… Где-то уже через полгода пришлось устраиваться на работу в Москве и моей Галине. Для нее этот процесс оказался мучительным. Безусловно, он в какой-то мере отразился в ее романах о журналистской жизни. Вот картинки из одного такого. Действующие лица: Ася, пришедшая в большую столичную редакцию из провинции, и Каля с Олей, старожилы этой газеты.

      «…С Зои мысль перекинулась на девочек из отдела – Калю и Олю. Длинноногие, красивые девчонки – сразу после университета. Каля считалась дарованием. Печаталась с восьмого класса. Лихая интервьюерщица. О ней говорили, что она слегка ранена фрейдизмом, но что с возрастом это пройдет и тогда она подымется до уровня Священной Коровы («звезда» столичной очеркистики. – А. Щ.), а может, в манере письма и превзойдет ее. …Оля была без дарования. Отец у нее – известный писатель, и этого ей пока в жизни хватает. Она была дока по части тряпок, париков, перспективных моделей, по части писательских и киношных скандалов, и это было в ней главное. Сегодня она уже знала то, что будет только послезавтра. В сущности, это ведь тоже годится для газеты не меньше, чем умение складно написать.

      Ася была обеим девицам ни к чему. Это было ясно с первой минуты. Неприятие это носило отвлеченный характер, потому что никак их не ущемило, на ее место никого из девиц не прочили, просто в аквариуме с ценными породами золотых рыбок появилось существо беспородное и к тому же извлеченное из какого-то дальнего и забытого водоема. Рыбное сравнение пришло к Асе еще вчера, когда в аквариумах в редакции сдохли последние рыбки. С Калей была истерика. Ася бегала за нашатырем. …Асе тоже было жалко рыб, а Калю жалко не было. Ее истерика показалась ей нелепой, театральной…

      … – А где Ася? Ушла? Это что, демонстрация?

      – Да ну вас! Человек ушел сдать материал на машинку.

      – Как она вообще?

      – Не понимаю этой манеры тащить в Москву периферию. Зачем? Отвечать на письма?

      – Но кто-то должен это делать?

      – Она ничего себе, только до ужаса провинциальна…

      – Это ругательство?

      – Почему? Это почти научная терминология.

      – Ну что? Разбежались?..

      … – Я их боюсь, – печально сказала Ася. – Я с ними чувствую себя тяжелой, неуклюжей. У меня мозги поворачиваются медленно, как жернова. У меня мало слов. Я мало видела.

      – Чего ты не видела? Сахарных сапог на черной платформе?..

      – Ну, в смысле тряпок я вообще не заслуживаю уважения. Но вообще эти девчонки очень информированы. Этого у них не отнимешь…»

      Но мне повезло. Вокруг меня в «Комсомолке» оказались по-настоящему интеллигентные люди. Никто никому не подпортил жизнь – даже нечаянно.

      Еще к нашему отделу был приписан стажер, Боря Васильев. Поскольку остальные его сотрудники были