Хрустальная сосна. Виктор Викторович Улин

хлопнула дверца и грузовик тронулся. Мы хранили молчание, точно этот хлыщ мог услышать нас сквозь грохот кузова.

      На переезде медленно тянулся рыжий товарный поезд. Скрипнули тормоза, Аркашка выбрался наружу, взял рюкзак на плечо и зашагал вдоль пути к платформе. Поезд гремел по расхлябанным шпалам, не желая кончаться, и мы стояли. Прошкандыбав десяток метров, он обернулся и помахал нам рукой.

      Никто не ответил.

      – Слушайте, парни, – негромко сказала Вика. – Я бы на вашем месте устроила ему темную. Как в детском саду.

      – Поздно, Маша пить боржом, когда почка отвалилась, – неожиданно ответил Славка, нахватавшийся, видимо, острот у Саши-К.

      Володя мрачно сплюнул за борт.

      –

      Работать втроем оказалось совсем иным делом, чем вчетвером. Даже если четвертый – такой никудышный тип, как Аркашка.

      Хотя чисто теоретически на АВМ можно управиться даже вдвоем, если один будет все время стоять у горловин, а второй – непрерывно загружать бункер. Но именно чисто теоретически; мы поняли это в первый же час работы.

      Принимать мешки одному из трех было, конечно, не тяжелее, чем одному из четырех. Но зато двое справлялись на бункере медленнее, а уставали быстрее. И в итоге получилось, что передышек практически не осталось. Мы крутились и прыгали, как грешники на сковороде, но не могли войти в нужный ритм, и работа казалась авралом. К обеду в мыслях осталось единственное желание: лечь.

      Лечь куда-нибудь в уголок, завернуться с головой от шума – и спать, спать, спать… Славка умаялся не меньше моего. Только молчаливый бригадир держался, не подавая виду. Дежурить в обед выпало именно ему, и мы со Славкой побежали побыстрее заглотить миску хлёбова и вернуться на смену.

      Как всегда, поплескались у бочки с водой, слегка смыв усталость. На скамейке перед закрытой еще столовой сидели понурые Катя, Люда и Вика. Они были такие усталые, маленькие и несчастные, обожженные солнцем и жестоко искусанные слепнями, что мы через силу приободрились перед ними.

      А после обеда работа пошла легче. То ли трава оказалась тяжелее и агрегат заработал медленнее, то ли солнце умерило свою ярость, или просто мы наконец привыкли. И даже забыли, что нас всего трое. Но подсчитав мешки, поняли, что до обеда вместо обычных девяноста насушили меньше шестидесяти.

      – Да, мужики, сегодня нормы нам не дать, – покачал головой Славка. Опозоримся перед вечерниками, – добавил я.

      – Не будет этого, – отрубил Володя. – Чтобы мы из-за этой гниды бородатой норму не выполнили? Как будто он и в самом деле нам работать помогал? Не бу-дет. И норму мы дадим.

      Мы вгрызлись в работу, и наверняка справились бы, не помешай нам внешние обстоятельства.

      Я стоял у раздатчика, когда услышал, что шум агрегата изменился. Чего-то стало не хватать в разнородной, но по-своему стройной музыке его грохота, визга и скрежета. Я обернулся – огромная туша барабана неподвижно стояла на своих роликах.

      Черт побери, – подумал я. – Опять авария; каждый день на этом агрегате что-нибудь случается…