Розмысл царя Иоанна Грозного. Константин Шильдкрет

ласково потрепал ее по плечу.

      – Ежели бы другой господарь – не миновать тебе отцовой доли.

      Его заплывшие глазки похотливо бегали по упруго колышущимся яблокам грудей.

      – И порешил аз свободить тебя.

      Глубокий вздох облегчения пронесся в толпе.

      Князь помолчал, взбил пальцами бороду, точно стряхивал крошки после еды, и, облизнувшись, воркующе прожужжал:

      – Острастки же для жалую тебя нагой кур в поле ловить!

      Не успела Клаша вникнуть в смысл слов, как тиун содрал с нее рубаху.

      – Гони! – И пронзительно свистнул.

      Толпа ахнула и расступилась.

      Стоявший на дозоре у тына спекулатарь вытряхнул из короба стайку кур.

      Батожник размахнулся с плеча и хлестнул девушку по голой спине.

      Задыхаясь, падая и вновь вскакивая под нещадными ударами батогов, Клаша мчалась по полю.

      Куры шарахались от нее, рвались из рук, зарывались в крапиву.

      Покатываясь от хохота, следил за потехою Ряполовский. Наконец, последние силы оставили девушку. Она с разбегу упала лицом в бурьян да так и осталась лежать в беспамятстве, не чувствуя уже ни ударов, ни гневных окликов катов.

      В сладостном томлении, Симеон отогнал катов и сам долго, зажмурившись, сек крапивою кровавое месиво взбухшей спины.

      – В подклет, ко мне на двор, – подмигнул князь тиуну и, задыхаясь от устали и неудовлетворенной похоти, опустился на траву передохнуть.

* * *

      Ночью, с княжеского соизволения, потянулись людишки в город искать прокорма.

      Васька с двумя товарищами-рубленниками поджидал их на дальнем лугу, за курганами.

      Тешата с дюжиной своих бывших холопей залег на опушке, в байраке.

      – Кой человек?! – грозно окликнул Тешата вышедшего из засады Ваську.

      – Свой! – негромко ответил рубленник.

      – А свой, выходит, и отдохнуть время пришло.

      И развалился на влажной траве.

      Осторожно, слово за словом, рубленники повели с холопями разговор о князе.

      У каждого из толпы немало накопилось кручин и было о чем порассказать. Васька умело задавал самые острые вопросы, разжигал людишек и незаметно разжигался сам.

      – А и не зря идут деревнями цельными в леса да на Волгу, – страстно кричал он в темную даль. – А и воля там вольная для холопей! А и не токмо господарей да спекулатарей – духу того нету в той вольности!

      Толпа свирепела и зловеще грозилась в сторону вотчины.

      – Отправить Симеона с бабой и отродьем к Онисиму на постой! Сжечь выводок волчий! Извести душегубов!

* * *

      Во мгле крались людишки к боярским хоромам. По краям, зорко доглядывая за всеми, ползли холопи Тешаты.

      У курганов Выводков заметил, как кто-то отстал и, скатившись кубарем под откос, исчез.

      «Язык!» – сообразил он и трижды слабо присвистнул.

      Все сразу остановились.

      – Язык! – повторил рубленник вслух. – Годите, покель аз обернусь.

      И исчез в безглазой мгле.

      Тенью скользил Выводков к боярской усадьбе. Притаившись за тыном, он