Мессианский квадрат. Ури Шахар

и слово «Йешуа». Не знаю, означает ли это имя Иисус, или просто слово «спасение».

      – Ладно, – махнул я рукой. – Оставим это. Так где теперь твоя находка?

      – Там же, где и была. Дело в том, что я не знал, как ее унести. Когда я попробовал рукопись раскрыть, то она стала крошиться. Я понял, что в рюкзаке бы она просто измочалилась… Даже отвалившиеся куски не во что было положить. Тогда я решил съездить в Иерусалим за подходящим кэйсом. На рассвете я спустился в долину, вышел на какую-то дорогу. Стал останавливать попутные машины, кто-то меня подцепил и увезли неизвестно куда… Ну а дальше ты знаешь.

      – М-да… – протянул я. – Ты не думаешь, что тебя кто-то мог выследить? Там, где ты рукопись нашел, бедуины были?

      – Были. Они там овец пасли.

      – Вот видишь. Ну а когда ты садился в машину, ты, вообще, хотя бы спросил, куда она едет?

      – Спросил, конечно.

      – Вот что я тебе скажу, – подытожил я свои подозрения, – то, что тебя повезли в другую сторону, а потом попытались сбить – все это очень может быть как-то связано с твоей находкой! Не исключено, что уже кто-то другой сейчас эту рукопись про твоих «двух Иисусов» читает!

      – Вот я и говорю, может, ты сходишь и проверишь?

      – Покажи мне карту, по которой ты ориентировался.

      Андрей извлек из рюкзака туристскую схему Израиля и стал что-то царапать на ней спичкой.

      – Нет, так дело не пойдет, – развел я руками. – По такой карте да с твоей спичкой! Ты, может быть, сам какой-то план нарисуешь?

      После долгих попыток что-то изобразить на листе бумаги, Андрей пришел почти в полное отчаяние.

      – Вот что, Андрей, давай быстрей поправляйся, и отправимся туда вместе, – резюмировал я. – Никакого другого способа отыскать пещеру я не вижу.

      ***

      После Йом Кипура настали осенние каникулы, которые мы с друзьями решили провести на Голанах. С утра ходили по ущельям с озерами и водопадами, а вечерами просиживали у огня, жаря мясо. Но с наступлением Суккота, как ни жаль мне было уезжать и как ни уговаривали меня остаться, я отправился домой. Родители меня уже давно не видели, да и Андрея надо было проведать.

      Первый праздничный день Суккота пришелся на субботу, и я встретил его дома. Сам я в строительстве шалаша не участвовал, но консультировал отца и брата по телефону. Как всегда, они возвели временное жилище во внутреннем дворе и изобретательно и с любовью украсили. Суккот даже и родители очень любили. Ведь в эту неделю – благо так повелел Создатель – взрослый человек может как ребенок с чистой совестью часами просиживать в самодельном «домике» из фанеры и цветных покрывал, хотя рядом находится его комфортабельное жилище.

      ***

      На следующий день, в воскресенье, после утренней молитвы у Котеля, я зашел к Фридманам.

      Андрея я нашел в его комнате в скверном настроении. Недельное сидение в четырех стенах порядком поднадоело ему.

      – Хочешь, погуляем по Иерусалиму? – предложил я.

      – Иерусалим, Иерусалим, – произнес он печально. – Гоголь вот тоже всю жизнь стремился в Иерусалим.