Китайский дневник. Вячеслав Сергеевич Малых

официально принят, стал частью их коллектива. С этого обеда потянулись мои дни в доме, затерянном среди китайских гор. С утра до вечера я немного помогал по хозяйству, делал уборку и даже иногда помогал готовить еду. Мы гуляли по окрестностям с Манфу, и часто по утрам я присоединялся к их коллективной медитации, которая сводилась к тому, что мы сидели в каменной беседке, погруженные каждый в свои мысли. Это было прекрасно. Я чувствовал, как все мои проблемы остаются где-то далеко, осознавал их несущественность и второстепенность. Так мое героическое путешествие по провинции Юньнань внезапно превратилось в полурасслабленный отдых в кругу друзей. И я был этому рад.

      В течение нескольких дней ничего особо странного не происходило, и я начал относиться ко всем разговорам про «силовое поле» как к одной из философских сказок, которые так любил Хуршид. Вечерами мы собирались за столом и пили чай. Иногда просто говорили обо всём на свете, иногда один из присутствующих брал на себя роль ведущего и либо задавал тему для общего разговора, либо рассказывал занимательные истории, которые мы все потом обсуждали. Особо запомнился мне один вечер, когда роль ведущего взял на себя Хуршид, который, несмотря на то, что знал китайский не намного лучше меня, умудрялся снабдить свои рассказы неизменным ближневосточным красноречием. Мне, к сожалению, не был дан такой великолепный дар слова, так что я не смогу пересказать эти истории во всей красе, однако сейчас всё же хотел бы вспомнить хотя бы одну из них.

      4. Восточная сказка Хуршида

      В сущности, сейчас я понимаю, что это был последний вечер перед началом того, что я для себя назвал «пробуждением силового поля». Конечно, силовое поле не пробуждалось, оно и не засыпало никогда. Просто мои друзья, согласно их наблюдениям, сделали вывод о нейтрализации некоторых опасных качеств поля, перестали пить чай с притупляющими восприятие добавками и на следующий день взялись за творчество…

      Но тот последний вечер был тих и спокоен. Мы сидели за столом. Было около семи, но за окнами уже давно сгустились зимние субтропические сумерки, тяжелые и непроглядные, как меховая ширма. После заката подул ветер, его порывы были хорошо слышны: шумел тростник, поскрипывали ветви деревьев, где-то высоко наверху, в комнате, в которой спала древняя Тянь Ся, ветер гудел под покатой крышей, когда его потоки разбивались о мощные деревянные балки… Сегодня я пил чай из отдельного чайничка, потому что мне по-прежнему следовало принимать положенную порцию линьчжи. Надо сказать, что к этому времени однообразный горьковатый чай мне уже основательно надоел.

      Прошлым вечером Син Чен читала нам старинные китайские сказки, последняя была своеобразным кратким изложением «Путешествия на Запад», и Хуршид сегодня вызвался продолжить тему поисков человеком духовных основ мироздания и своего предназначения.

      ‒ Я большой поклонник суфийской традиции, – прокашлявшись, начал он. – Суфии, если кто не знает, – он покосился на меня, но