Гадкие утята. Свами Матхама

был в окопах и, вызвав к себе жалость, самую красивую увлёк в кусты, а вторую отправил домой. Финский романист пишет, что девушке понравилось. Из кустов ни перебрались в товарный вагон, из которого автор потом бесследно сбежал. «Нарцисс – цветок отпетый, отец его магнат, и многих роз до этой вдыхал он аромат». Сталкиваясь с условной моралью на поле собственного императива, совесть чувствует негодование. Она у меня прямо не на месте из-за этого Нарцисса.

      Приличные люди, кстати, считают Нарцисса эгоистом. При этом они совпадают в мнении с совестью, которая уже треснула. На мой взгляд, глупо гордиться статусом слепых её приверженцев, если какие-то нищие, совсем неприличные люди сами научились совесть юзить…

      Одним словом, «эгоист» нам не подходит. Это определение принадлежит совести и имеет отрицательный оценочный оттенок. Нарцисс! – без ложной скромности.

      Для себя я не «Гадкий Утенок» или «неумелый игрок». Я – самый, самый! И никто меня не любит так, как я. Все остальные проще устроены, и я легко их себе представляю. Моё представление не может быть сложней меня. Значит, и они не могут. Сложность делает меня существом исключительным. Я бы сказал бездонным и вообще единственным. Поступки других примитивно обоснованы. А мои нет! Я заранее представляю себе основания чужих поступков, а если я их себе не представляю, этих примитивных ждёт божья кара! Нечего осложнения мне устраивать. Меня самого, кстати, божья кара никогда не ждёт. Богу, вообще, было бы удобно согласовать кару «другим» с моими мнениями. Кто лучше меня раздаст наказания и прочитает окружающим приговор?! Я – и только я!

      Нарцисс – настоящий претендент на роль «я». Как об этом не додумались раньше? Во истину: – я и только я!!!

      Сейчас разложим всё по полочкам, поставим «других» в стойло. Разве, кроме меня, кто-то об этом думал! Кажется, ещё Кафка думал: «А эта башня наверху – единственная, какую он заметил, башня жилого дома, как теперь оказалось, а быть может, и главная башня Замка – представляла собой однообразное круглое строение, кое-где словно из жалости прикрытое плющом, с маленькими окнами, посверкивающими сейчас на солнце – в этом было что-то безумное – и с выступающим карнизом, чьи зубцы, неустойчивые, неравные и ломкие, словно нарисованные пугливой или небрежной детской рукой, врезались в синее небо. Казалось, как будто, какой-то унылый жилец, которому лучше всего было бы запереться в самом дальнем углу дома, вдруг пробил крышу и высунулся наружу, чтобы показаться всему свету». (Франц Кафка, «Замок»).

      Ещё, кажется, Ким Ир Сен меня опередил. В докерской каске он красуется в иллюстрированном журнале «Корея» и руководит погрузкой контейнера, одновременно с Кореей.

      Такой же красочный журнал «Англия» поместил большое интервью с Агатой Кристи. Она рассказала, как пятнадцатилетней девочкой влюбилась в местного балбеса и могла исполнить любую его просьбу, но балбес не догадался попросить. Тоже,