Охота за древом. Стихи и переводы. Александр Милитарев

                                    This it is and nothing more.»

      Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,

      «Sir,» said I, «or Madam, truly your forgiveness I implore;

      But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,

      And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,

      That I scarce was sure I heard you» – here I opened wide the door; —

                             Darkness there and nothing more.

      Ворон

      Памяти мамы, сорок лет недоверчиво и ревниво следившей за изменениями в переводе: на листках с многочисленными вариантами – ее карандашные пометы.

      Как-то ночью в полудреме я сидел в пустынном доме

      над престранным изреченьем инкунабулы одной,

      головой клонясь все ниже… Вдруг сквозь дрему – ближе, ближе

      то ли скрип в оконной нише, то ли скрежет за стеной.

      «Кто, – пробормотал я, – бродит там в потемках за стеной,

                                     в этот поздний час ночной?»

      Помню, в полночь это было: за окном декабрь унылый,

      на ковре узор чертило углей тлеющих пятно.

      Я не мог уснуть и в чтеньи от любви искал забвенья,

      от тоски по той, чье имя света лунного полно,

      по Лино, по той, чье имя в небесах наречено,

                                     той, что нет давным-давно.

      А шелков чуть слышный шорох, шепоток в багровых шторах

      обволакивал мне душу смутных страхов пеленой,

      и глуша сердцебиенье, я решил без промедленья

      дверь открыть в свои владенья тем, кто в поздний час ночной

      ищет крова и спасенья в этот поздний час ночной

                                     от стихии ледяной.

      Быстро подойдя к порогу, вслух сказал я: «Ради Бога,

      сэр или мадам, простите – сам не знаю, что со мной!

      Я давно оставлен всеми… вы пришли в такое время…

      стука в дверь не ждал совсем я – слишком свыкся с тишиной».

      Так сказав, я дверь наружу распахнул – передо мной

                                 мрак, один лишь мрак ночной.

      Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing,

      Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before;

      But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,

      And the only word there spoken was the whispered word, «Lenore?»

      This I whispered, and an echo murmured back the word, «Lenore!» —

                               Merely this and nothing more.

      Back into the chamber turning, all my soul within me burning,

      Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.

      ««Surely,» said I, «surely that is something at my window lattice;

      Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore —

      Let my heart be still a moment and this mystery explore; —

                            ««Tis the wind and nothing more!»

      Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter,

      In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore;

      Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;

      But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door —

      Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door —

                             Perched, and sat, and nothing more.

      Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling,

      By the grave and stern decorum of the countenance it wore,

      «Though thy crest be shorn and shaven, thou,» I said, «art sure no craven,

      Ghastly grim and ancient Raven wandering from the Nightly shore —

      Tell me what thy lordly name is on the Night’s Plutonian shore!»

                             Quoth the Raven «Nevermore.»

      Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly,

      Though its answer little meaning – little relevancy bore;

      For we cannot help agreeing that no living human being

      Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door —

      Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door,

                            With such name as «Nevermore.»

      В дом с крыльца скользнул я тенью, от себя гоня в смятеньи

      то, что даже в сновиденьи смертным видеть не дано.

      И когда замкнулся снова круг безмолвия ночного,

      в тишине возникло слово, тихий вздох: «Лино…