Танец мотылька. Диана Билык

Болит еще. Дышать не мешает, но все равно – будто камень в груди.

      Медсестра присаживается рядом, аккуратно снимает пластыри с моего лица и обрабатывает раны. От нее несет приторным ванилином или шоколадом. Я непроизвольно шиплю через зубы, когда рану щипает от спирта. Марина легонько дует. Дыхание у нее не сладкое, видимо, это духи так пахнут.

      – Спасибо, – шепчу я.

      – Пластыри не нужны, раны стянулись уже. Если будешь вести себя смирно, на воздухе они заживут быстрее и не разойдутся. Это всего лишь царапины. Вот здесь, – показывает на лоб, – парочка швов, а так – везунчик ты. Мужа жалко, но радуйся, что вообще выжил. Или ты не рада? По тебе не скажешь, что…

      – Счастлива, – дерзко испускаю я и боюсь, что переборщила с сарказмом. – Конечно, я рада, – поправляюсь голосом помягче.

      – Ничего, Вера Васильевна поможет со стрессом справиться. Организм у тебя крепкий – быстро восстановилась. Теперь, главное, психологически удержись и будешь через неделю в строю.

      Даже мама всегда говорила, что на мне, как на собаке все срастается, и почти не оставляет следов. Я росла очень активным ребенком, но повезло выйти из детского возраста без единого рубца на лице. Хотя нос разбивала неоднократно. Да, везунчик я, ничего не скажешь.

      Усмехнулась. Только вот новая горечь подступила к горлу: смогу ли танцевать со шрамами на лице? Разве что в массовке.

      – Марин, у тебя есть зеркало? Я не нашла нигде, даже в туалете нету.

      – Зуев, после одного случая, убрал все зеркала в отделении. Еще года три назад. Девушка после аварии увидела свое отражение и разбитым стеклом порезала себе вены. Дурочка! Да и еще ночью. Повезло, что медсестре в туалет приспичило. А так бы тихо истекла кровью до утра. Ты, я надеюсь, ничего такого не вытворишь? – медсестра, подмигнув, протянула мне телефон с включенной фронтальной камерой.

      Да, выгляжу чудно. Не скажу, что слишком уж плохо, но от увиденного хотелось смеяться и плакать.

      На щеке длинный шрам в десятки швов, почти до самого уха. Ничего себе царапина! Может не глубокая рана? Правой брови можно сказать нет, там порез в три шва. Глаз заплыл кровью. Тут вспомнился фильм про терминатора. А волосы… ох, кажется придется обрезать мою некогда пышную шевелюру. Часть свалялась, скорее всего, от огня, остальные спутались и скомкались. Теперь от медного цвета остался только оттенок, волосы больше напоминали накинутую на голову грязную бурую тряпку.

      – Держи, – Марина тычет в меня расческой.

      Какая хорошая девушка, надо будет подружится с ней. Я выхваливаю орудие и, распутав косу, принимаюсь неистово шматать слипшиеся пейсы.

      – Как они совсем не сгорели? – бормочу недовольно.

      Марина хихикает.

      – Ты бы все равно смотрелась отлично, даже лысая.

      Это комплимент? Приятно. Но я привыкшая. Меня всегда называют красавицей, даже если совсем другое говорят за спиной завистницы. В семье была примером подражания: особенно для двоюродных сестер. Брат вечно хвастался красоткой-сестрой перед друзьями, что мне тоже льстило. Точно! Вот ему и позвоню.