Лизавета Синичкина. Артур Олейников

отстаньте от девки, занимайтесь своим делом, – крикнул Столов.

      – Да бог с вами! Секрет у вас какой, что ли? – засмеялась Проскурина, и легонько толкнула Прасковью в бок. Что это Гаврила?

      – Да все надышаться на дочку не может.

      – Понимаю, понимаю и мы не без сердца. Шутка ли, дочь замуж выдавать?!

      – Да не говори, Валя, намучаемся еще, пока она свадьба то.

      – Вот что, дочка, – разговаривал Гаврила Прокопьевич с Галей в комнате наедине. – Ты не думай, без подарка не останешься!

      – Да что вы, папа! Все хорошо.

      – Только вот, – и отец замялся.

      – Я понимаю.

      – Моя ты родная, – Столов тепло поцеловал дочь. Ну, ты не думай, не думай. Мы вам с матерью после, холодильник подарим. Как скажем на свадьбе, так и будет. А через два-три месяца справим вам холодильник. Ты не думай, – и Столов от стыда и обиды прятал глаза. И вот еще, – отец достал из кармана аванс – сорок рублей. На вот, спрячь.

      – Да зачем, папа, вам нужнее, – испугалась Галя и не брала деньги.

      – Возьми, говорю. На первое время. Неизвестно, что там да как! А у тебя какая-ни какая, а будет копейка. Купишь себе, чего-нибудь сладкого.

      – Галка, иди сюда. Палец мерить будем, – позвала Проскурина.

      – Зовут, – тихо сказала Галя и с тревогой смотрела на отца.

      – Иди, иди. Я деньги тебе под подушку положу. Спрячешь.

      – Хорошо. Спасибо папа, – Галя поцеловала отца и вышла из комнаты.

      Белой ниточкой с катушки Гале мерили палец. Мать откусывала зубами нитку и не скрывала слез.

      Проскурина весело смеялась, женив с добрую сотню молодых людей в округе. Браки, заключившиеся с ее легкой руки, надо признать, редко разбивались, все, за малым исключением, жили хорошо и дружно. Может поэтому многие родители, женившие и выдававшие замуж своих детей, закрывали глаза на Валькину нечестность. «Ну, скурвила сотню, другую, ну не доложила колбасы, припрятала конфет. Да лишь бы только жили, – говорили родители женихов и невест и сами порой как будто были и рады. Оно, смотри, все худое и украла с этой сотней и колбасой. Расплачиваются так с ней, значит молодые за счастье, – говорили старики. За все в жизни надо платить. Вон в церкви свечка тоже денег стоит. Так что?! Может та копейка поможет кому. Не вся, конечно, дойдет, но спаси она хоть кого-нибудь, тоже дело. Огромное дело!»

      Проскурина забрала с собой ниточку. По уговору и обычаю обручальные кольца покупать родне жениха.

      V

      Кроме Мусты в семье Бабоевых по-русски разговаривать не умели, но все понимали.

      «Хорошая, красавица, русская»: что раздалось в доме Столовых, пожалуй, было и все, что мог говорить по-русски семидесятипятилетний старик Фирдавси. Ну, еще слова три-четыре. Родился он в горном кишлаке, таком диком и отдаленном, что даже об великой отечественной войне знал как современные школьники, только из военной кинохроники и из художественных фильмов.

      Женился Фирдавси