С кем бы побегать. Давид Гроссман

питала, что ты… нет! Молчок! – Она сердито ударила себя по пальцам. – Молчание, старуха! Не скажи!

      Еще один стремительный круг по комнате, яростное сопение, маленький смерч – и она опять остановилась перед ним.

      – Ибо Тамар действительно молила меня, внемли, не надувайся ты так, только сие могу сказать тебе: в последний раз, что была Тамар здесь, она взяла с меня клятву, что, ежели придет в ближайшие дни некто и спросит, где она или же, к примеру, какая у нее фамилия и кто родители, ежели начнет дознаваться о ней, и будь он даже мил и сладок, как никто другой (сие не она говорила, сие я говорю), запрещено мне строжайшим запретом тому отвечать!

      – Но почему, почему?! – взорвался Асаф. – Почему вдруг она такое сказала? Что такого с ней может случиться, что…

      Монашка продолжала отрицательно мотать головой, будто боялась, что он выудит из нее секрет. Потом приложила указательный палец к его губам:

      – Ныне молчи!

      И Асаф в изумлении сел.

      – Внемли-ка, говорить о ней не имею права. Клятвой связан язык мой. Однако позволь, поведаю тебе историю, и ты, возможно, и поймешь нечто.

      Асаф возбужденно барабанил по коленке. Его злило, что придется начинать все поиски сначала. Да и вообще, может, лучше уйти прямо сейчас, не терять больше времени? Но слово «история» всегда действовало на него завораживающе, а мысль о том, что он услышит историю из ее уст, с ее выражением лица, с этими удивительными всполохами света в ее глазах…

      – Хо-хо! Улыбнулся, сударь мой! Меня не проведешь, сия старуха знает, что означает таковая улыбка! Дитя историй ты, я с одного взгляда проведала, в точности как Тамар моя! Ежели так, поведаю тебе историю мою – вот тебе подарок за историю, что ты рассказал.

      – Ну, так за что пьем? – спросила Лея и попыталась улыбнуться.

      Тамар взглянула на вино и поняла, что боится произнести вслух свое желание.

      Лея сказала вместо нее:

      – Выпьем за твой успех, чтобы вы благополучно вернулись. Оба.

      Они чокнулись и выпили, глядя глаза в глаза. Вентиляторные лопасти под потолком бесшумно крутились, разгоняя волны прохлады, но нарождающийся суховей неумолимо проникал внутрь здания.

      – Поскорей бы уж началось, – вздохнула Тамар. – А то предыдущие дни… Я уже неделю почти не сплю, не могу ни на чем сосредоточиться. Это напряжение меня убивает.

      Лея протянула через стол крепкие руки, и они с Тамар сцепили пальцы.

      – Тами-мами, еще не поздно передумать… никто тебя не сможет обвинить, уж тем более я, и я никому не расскажу про твою сумасшедшую идею.

      Тамар покачала головой, отстраняя всякую мысль об отступлении.

      К столику подошел Самир и зашептал Лее на ухо.

      – Подай в больших горшках, – распорядилась та. – А что касается вина – порекомендуй шабли. А нам можешь принести курицу с тимьяном.

      Самир улыбнулся Тамар и вернулся на кухню.

      – Что ты им сказала? – спросила Тамар. – Ребятам с кухни? Что ты им рассказала?

      – Мол, мы что-то такое с тобой празднуем…