Империя и одиссея. Бриннеры в Дальневосточной России и за ее пределами. Рок Бриннер

в состав экспедиции, состоящей под главенством служащего в Кабинете Его Величества тайного советника Непорожнева включаются два офицера Генерального штаба (впоследствии члены Государственной думы) – Звегинцев и барон Корф (сын Приамурского генерал-губернатора барона А. Н. Корфа).

      «Его Величество соизволил распорядиться о подписании договора о временном приобретении лесодобывающей концессии купца Бринера»[34]. Трудное путешествие протяженностью 123 тысячи миль и личное распоряжение царя показывают, насколько важен стал этот вопрос для Николая.

      Офицеры эти по возвращении из упомянутой экспедиции вводятся непосредственно к государю. Своими восторженными рассказами о естественных богатствах исследованного ими края, а также о его значении для стратегической обороны (они привезли его подробную топографическую съемку) от Японии захваченной нами Маньчжурии они возбуждают живейший интерес Николая II. Горячо, разумеется, поддерживает этот интерес Безобразов. В результате 11 мая 1900 г. концессия Бринера приобретается на имя Непорожнева на личные средства государя за весьма, впрочем, скромную сумму в 65 тысяч рублей.

      Каковы же были мотивы Жюля во всем этом деле? Этот умный тонкий человек, объездивший весь Дальний Восток, не мог не видеть стратегического значения своего договора с корейским королем Коджоном. Однако он явно не выступал и агентом имперского правительства, которое его предложение поначалу не заинтересовало. Пошел ли Жюль на все эти усилия лишь для того, чтобы выручить деньги за контракт? Намеревался ли он с самого начала продать царю концессию? Или он отправился в Санкт-Петербург просто-напросто за государственной поддержкой и, быть может, какого-то вспомоществования проекту, дабы привлечь в него других вкладчиков? Царь Николай II заплатил Жюлю деньги за кусок бумаги, подписанный королем-марионеткой. Однако Жюль больше склонялся к осмотрительности, нежели к алчности – и никогда не пренебрегал задумываться о том, как его дела подействуют на других. Он сам жил в Японии и, несомненно, знал, что, если японцы воспримут эту продажу как российскую провокацию, микадо может запросто развязать в этом регионе войну, которая поставит под угрозу все, что Жюль там создавал последние двадцать лет, включая его семью, его предприятия и сам город Владивосток. Могла ли с самого начала помощь России в отъеме Кореи у Японии входить в его тайные намерения?

      В ходе моих изысканий я наткнулся на примечательный документ, в котором Жюль самолично объясняет свои мотивы и рассказывает, с чего начался его интерес к корейским лесам. Машинописный текст, недавно обнаруженный в Российском государственном историческом архиве, датируется маем 1897 года и представляет собой отчет Жюля от первого лица: здесь он рассказывает о своем интересе к Корее, описывает ее ценность для возможных вкладчиков капитала и государственных чиновников. Этим документом Жюль и предлагал концессию на реке Ялу царю Николаю

34

Вонлярлярский, стр. 825.