Тяготы быстротекущей жизни…. Ак-Патр Алибабаевич Чугашвили

в их правдивости, теперь он понимает, что я вру, Амфалов врёт, все врут, получается, что все свидетельские показания – враньё! Иващер сказал правду, теперь ты отмажешься…

      – От убийства Шишкина – да, а от неуставных отношений нет,…а кстати, кто его убил, если не я?

      – Это есть загадка, вопрос на миллион… ладно, я чего приходил – то, Хобосев у меня военник забрал, усекаешь, к чему идёт?

      – Ты увольняешься? В нулёвку?

      – Да! Уже скоро «вези меня извозчик, по гулкой мостовой…», ладно, курить я тебе подогнал, пожрать тоже. Держись тут. Пока.

      Мох ещё немного посидел в глубокой задумчивости «…стукач тот, кто в нулёвку уволится….». В камере невыносимо воняло хлоркой. Сколько ещё дней придётся здесь провести? Мох сильно стукнул в дверь ногой – часовой, выводящего позови! Срать хочу!

      Быстро, минут через двадцать, дверь открылась – выходи.

      Выводящим был хитрый татарин Айрат, он что – то жевал, и ласково смотрел на Мха маслянистыми глазами.

      – Чего так долго?

      – Дежурный по части был с проверкой, поэтому.

      Мох зашёл в туалет, посидел там для вида несколько минут, затем рывком распахнул дверь, выскочил в коридор, и ударил Айрата локтем в голову, тот ойкнул, и упал на пол, Мох побежал на часового, дух вытаращил глаза, и судорожно хватался руками за автомат, сильно ударив его ногой в грудь, Мох выскочил с гауптвахты, и рванул к воротам, он несколько раз нажал на кнопку, но звукового сигнала, свидетельствующего о том, что дверь открыта, сигнала не было. Мох поставил правую ногу на выщербленный от времени кирпич, и даже успел схватиться руками за верх стены, но сзади уже кто – то подбежал, и повис на ногах, упав со стены, Мох закрылся руками, кто – то добрый отвёл его руки в стороны, в лицо прилетел ослепляющий удар ногой, затем ещё, и ещё, до тех пор, пока свет перед глазами не стал меркнуть…

      – Губари! День прошёл! Скорей бы утро, и снова в пахоту!

      Дебильные, восторженные вопли из соседней камеры, разбудили Мха. Он встал с пола, на котором комфортно расположился, и тут же снова на него рухнул. Всё тело превратилось в один оголённый нерв, в который с наслаждением вгрызалось сверло бормашины. Мох ощупал руками лицо, и понял, что оно стало раза в полтора больше обычного. Голова раскалывалась от боли, было тяжело дышать, в лёгких что – то хрипело, и негромко (словно супчик в кастрюльке) побулькивало. Дембель был всё ближе и ближе…

      Несколько дней прошли как в забытьи… на третий день после неудавшегося побега, привычно выплюнув сгусток крови, Мох повернулся на бок, и увидел на полу камеры небольшой кусок бумаги. Покряхтывая, он подтянул бумажку к себе, на ней печатными буквами было написано: Николаич и Родич увольняются сегодня. Собираются отмечать в гостинице. Номер 112.

      Мох перекатился на другой бок, и негромко, с присвистом, завыл. Полежав минут двадцать, он вцепился зубами в вену на левом запястье, кровь оказалась густой, тёмно – красной, некоторое время, он как зачарованный рассматривал увеличивающуюся в размерах лужицу, она быстро