Выстрел по солнцу. Часть вторая. Александр Тихорецкий

с паникой. Ну же, давай, наподдай, надо заканчивать разгром!

      – Однако, я решил – лучше горькая правда, к тому же, обратная сторона всех моих метаморфоз, как это не парадоксально – объективность. В конце концов, ведь, я получаю свое жалованье не где-нибудь, а именно здесь, и вы теперь – по эту сторону баррикад.

      Хороший ход, дружок! Еще бы неплохо приплести сюда обороноспособность Родины, и тогда – все, вообще, не подкопаешься, вряд ли он рискнет переть на святое.

      Тень коварства в глазах Князева заставила его насторожиться.

      – Уж не собираетесь ли вы душевную чистоплотность включить в перечень своих должностных обязанностей?

      Вот гад, выкрутился!

      – … И потом, что с того, если вы и позволите себе немножко романтики? В нашей жизни так мало места прекрасному…

      Нет, братец, меня на эту приманку не купишь. Ленский зябко поежился.

      – Нет в этой истории никакой романтики, вам просто показалось.

      Князев подался вперед, глаза его блеснули неожиданным торжеством, отозвавшимся в сердце тревожной дрожью.

      – Так-таки и нет?

      Ленский засмеялся деревянным смехом, чувствуя, как расползается в душе лужа непонятной досады.

      – Да, говорят же вам, нет ничего. Нет, и быть не может!

      Князев удовлетворенно кивнул, откидываясь в кресле.

      – Вот и славно! В таком случае, я могу разговаривать с вами начистоту. Мы же взрослые люди, и меня паника охватывает при одной мысли о том, что придется читать вам лекции о служебной этике.

      Однако, согласитесь, ситуация, можно сказать, критическая. Эта девчонка – золотой ключик от огромного количества дверей, разбросанных по всему свету, и многое, очень многое зависит от того, в чьих руках этот ключик окажется. Насколько я понимаю, вы – единственный, кто связывает ее с внешним миром, кого она слушает и кому доверяет. – в голосе начальника послышались просительные нотки. – Пусть поживет пока у вас. Пару-тройку дней. Пока кое-что не прояснится.

      Создайте вокруг нее ауру заботы, такую атмосферу тепла, домашнего уюта. С вашим обаянием, вашим тактом, я уверен – у вас получится. Судя по всему, девчонка выросла без родителей, так что, это будет нетрудно. Водите ее в кино, в цирк, в кафе, в магазины, в конце концов, все счета, естественно будут оплачены конторой. С документами и всем остальным что-нибудь придумается… Потом… – Князев впился в Ленского пристальным взглядом, в глазах его, словно отблески далекого пламени, плясали огоньки чего-то неизвестного, неясного. – И помните, Ленский, она ничего не должна знать о своем отце и обо всем случившемся. Слышите, ничего!

      Слова эти еще отдавались в его голове, когда Ленский, будто недочитанную книгу, закрыл за собой тяжелую дверь кабинета.

      Удивленными, растревоженными озерками проплыли мимо глаза Наденьки, впервые за многие годы не получившей свою обычную шоколадку, настороженным облаком скользнуло молчание нескольких коллег, за минуту до этого что-то вполголоса обсуждавших.

      Безотчетное