Девять рассказов (сборник). Джером Сэлинджер

и снова втянул его ноздрями. Дальше он курил в том же стиле «французский вдох». Весьма вероятно, что не пижон сейчас ломал перед Джинни комедию на диване, но хвастался своим личным достижением молодой человек, который некогда пробовал бриться левой рукой.

      – Почему Джоан задавака? – спросила Джинни.

      – Почему? Потому что задавака. Откуда я, к чертовой матери, знаю, почему?

      – Да, но почему вы так про нее говорите?

      Тот устало повернулся.

      – Слушайте. Я, как идиот, написал ей восемь писем. Восемь. Ни на одно она не ответила.

      Джинни помедлила.

      – Ну, может, занята была.

      – Ага. Занята. Такая до черта деловая, что противно.

      – А обязательно нужно так много ругаться? – спросила Джинни.

      – Еще бы, к чертям, не нужно.

      Джинни хихикнула.

      – А вы с ней вообще долго знакомы были? – спросила она.

      – Хватило.

      – Ну в смысле, вы ей когда-нибудь звонили или что-нибудь? В смысле, вы ей вообще когда-нибудь звонили?

      – Не-е.

      – Ну так господи. Если вы ей никогда не звонили или что…

      – Да не мог я, елки-палки!

      – Почему? – спросила Джинни.

      – Меня не было в Нью-Йорке.

      – О. А где вы были?

      – Я? В Огайо был.

      – Ой, вы там в колледже учились?

      – He-а. Бросил.

      – Ой, вы служили в армии?

      – Не-а. – Рукой с сигаретой брат Селены постукал себя по груди слева. – Мотор, – сказал он.

      – Сердце? – уточнила Джинни. – А что с ним?

      – Откуда я, к чертовой матери, знаю? В детстве у меня был ревматизм. Чертов гемор…

      – Может, вам тогда бросить курить? В смысле, вам разве не полагается не курить или как-то? Врач говорил моему…

      – А-а, да они чё угодно наговорят, – ответил он.

      Джинни ненадолго прекратила обстрел. Очень ненадолго.

      – А что вы делали в Огайо? – спросила она.

      – Я? Работал на идиотском самолетном заводе.

      – Правда? – переспросила Джинни. – Вам понравилось?

      – «Вам понравилось?» – передразнил он. – Да я всей душой полюбил там работать. Обожаю самолетики. Они такие лапушки.

      Но Джинни уже слишком увлеклась и потому не обиделась.

      – Сколько вы там проработали? На самолетном заводе?

      – Елки-палки, да откуда я знаю? Тридцать семь месяцев. – Он встал и подошел к окну. Выглянул на улицу, почесал большим пальцем позвоночник. – Поглядите только, – сказал он. – Дурачье чертово.

      – Кто? – спросила Джинни.

      – Откуда я знаю? Кто угодно.

      – У вас из пальца кровь сильнее пойдет, если вы его так вниз держать будете, – сказала Джинни.

      Он услышал. Поставил левую ногу на сиденье в оконной нише и раненую руку утвердил на ляжке. Он по-прежнему смотрел на улицу.

      – И все тащатся в призывную комиссию, как подорванные, – сказал он. – Дальше мы будем сражаться с эскимосами. Знаете, да?

      – С кем? – переспросила Джинни.

      – С эскимосами… Почистите уши, елки-палки.

      – Почему