1917, или Дни отчаяния. Ян Валетов

ночью месяц красный

      Выплывает в синеве.

      Бродит призрачно-прекрасный,

      Отражается в Неве.

      Мне провидится и снится

      Исполненье тайных дум.

      В вас ли доброе таится,

      Красный месяц… тихий шум?..

      Декламирует он, задрав голову.

      По набережной мимо них проходит шумная компания молодых людей. С ними девушки, если судить по виду, курсистки. Они тоже в подпитии, у одного из юношей в руках гитара. Смех, обрывки песен…

      Компания уходит, и Блок с Терещенко остаются одни на лестнице, ведущей к Неве.

      – Ты все еще хотел бы родиться мной, Миша? – спрашивает Блок. – Уверен?

      – Ты – талант, Саша, – отвечает Терещенко. – А мне только и забот, что соответствовать.

      – Соответствовать, Мишель, – говорит поэт, – это тоже талант. Ты в жизни можешь все: быть адвокатом, актером, критиком, политиком, да кем угодно, хоть самим чертом или ангелом! А я могу только сочинительствовать. Да и то делать это с каждым годом все сложнее. Мне выть хочется, а должно стихи писать… Ты по жизни шагаешь победителем, а я ползу, как муха, угодившая в смолу…

      – Беда с вами, нигилистами, – пытается пошутить Терещенко. – К девкам, что ли, тебя свозить? Чтобы вылечили?

      – Поехали к девкам, – соглашается Блок и швыряет опустевшую бутылку в реку.

      Его пошатывает.

      Июнь 1911 года. Петербургский дом семьи Терещенко

      Раннее утро.

      За столом читает газету дядя Михаила, Александр Николович. Когда входит Михаил, дядя откладывает чтение в сторону.

      – Доброго утра, Миша!

      – Доброе утро, дядя Саша!

      Александр Николович присматривается к племяннику.

      – Думаю, что вопрос «Как ты спал?» – лишний…

      Терещенко улыбается и садится за стол. Александр Николович звонит в колокольчик.

      – Мария, – обращается дядя к служанке, появившейся в дверях. – Пожалуйста, кофе для Михаила Ивановича. И завтрак соберите… Ты же будешь завтракать?

      Михаил кивает.

      Александр Николович закуривает сигару. Служанка ставит перед Терещенко-младшим кофейник и наливает кофе в чашку.

      – Вас мама попросила приехать? – спрашивает Михаил.

      – Нет. В Петербурге у меня дела. Мне предложили должность государственного советника. Как сам понимаешь, я отказаться не могу. Меня не поймут, да и сам не хочу уклоняться. Положение обязывает. Это значит, что на Украине я смогу бывать меньше. Скажи-ка мне, что за история произошла у тебя в университете?

      – Это уж точно мама рассказала?

      – Снова ошибаешься. Сию новость сообщил старинный мой приятель, с которым я ужинал во вторник.

      – Министр просвещения уволил ректора, проректора и помощника проректора за политические убеждения.

      – Лев Аристидович никого зря не уволит, – резонно замечает дядя. – Ну, положим, уволил. И что из этого?

      – Мы тоже написали заявления в знак протеста!

      – Кто это – мы?

      – Я