Соломантик. Стиг Есперсен Лейф

и ткнул в меня своей тростью.

      «Выше нос», смеясь, он закашлялся. «Просто расслабься и позволь жизни идти своим чередом, а понимание придет само. Поверь мне, сынок!» Он облокотился на подлокотник и отправил в ведро самый крупный плевок за сегодняшний вечер.

      Бам! Отличная подача! Вперед, прадéда…

      «Но послушай, сынок, когда тебе станет одиноко, а такое ощущение будет появляться часто, просто подумай, что тебя произвели на свет двое, четверо произвели на свет твоих родителей, и восемь человек родили тех четверых. То есть, пять сотен лет назад потребовалось полмиллиона людей, чтобы произвести на свет потомство, которое сошлось на тебе. Поэтому, когда станет одиноко, просто подумай обо всех тех людях, которые нашли свое продолжение в тебе».

      Я ощущал себя сидящим у экрана, с открытым ртом, ловившим откровение из поставленного прадедом фильма.

      Завизжал дверной звонок, возвращая меня в реальность. Я поднял задницу со стула, продолжая таращиться на старика.

      «Сядь, у нее есть ключ».

      «Что… Кто? У кого есть ключ?» спросил я.

      Щелкнул замок, и по квартире эхом покатилось приветствие.

      Старик казался довольным, в пику моей растерянной, глазеющей на него роже.

      «Моя сиделка», прошептал он. «Сиськи просто отпадные». Он похлопал меня по колену.

      Улыбнувшись, я ответил. «Круто».

      «Всегда прошу ее поправить мне в кресле подушку за спиной, чтобы полюбоваться ее восхитительной ложбинкой и вспомнить молодость. О, да, это зрелище подымает настроение на весь остаток дня».

      На миг в его глазах загорелся юношеский азарт. «Если перестать подглядывать, то и до гробовой доски недалеко, сынок».

      Широко улыбаясь и буквально излучая распиравшую ее энергию, девушка вошла в гостиную, снимая пальто. Как и во всем остальном, старик знал, о чем говорил. Я подал ему знак, показав ОК указательным и средним пальцами, пока она набрасывала жакет на спинку стула.

      «Я же говорил», пробормотал тот.

      Сиделка обернулась. «Простите, что?»

      «О, ничего. Я просто прощался со своим правнуком».

      «Да, наслышана о тебе», ответила барышня, пустившись в пустую болтовню из разряда «рабочие клише».

      «Я провожу тебя до двери», произнес старик, с большим трудом поднимаясь. Сиделка взяла его под руку и рывком подняла с кресла. Я хихикнул, когда его взгляд скользнул в декольте ее рубашки.

      В прихожей мы пожали друг другу руки.

      «Однако должен предупредить», сказал прадед. «Тебе придется бороться не только против всего мира, что уже достаточно паршиво. Самые коварные козни будет строить твоя же семья». Он тростью разгладил складку на ковре. «И не потому, что твои родственники злые или желают тебе зла – во всяком случае, не осознанно – но, если ты докажешь, что можно жить по-другому, с другими ценностями, если поставишь под сомнение их образ жизни, им может показаться, что они зря потратили свои годы.