Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея. Елена Александровна Асеева

из кринки, сей же миг! – тяперича наказали сообща Орей и Багрец, абы такое бесстыдство духа ужось надоело и мальчонке.

      – Вотде-вотде, ужель покидаю. Токмо допахтаю млеко до маслица, дабы добро не истощилось, и чада сыты были, – произнес Копша и принялся взбивать масло теперь и передними лапками, и так он данное сбалтывание резво проводил, что в кувшине чего только и виделось лишь мелькание его бело-желтых лапок. У духа сберегающего клады и без того выступающие ярко-красные глаза выпучились еще сильней, а на небольшом лбу, похожем на усеченный в ночном небосводе месяц, и вовсе проступили (будто пот) мельчайшие белые капельки. Внезапно лягушка-дух, резко сиганул вверх, и с тем тотчас плюхнулся на донышко кринки, а из-под его лапок вылетел выспрь небольшой такой клубочек желтого маслица и прыгнул прямо в руки Орея. Лоснящийся, он, скользнул по розоватой коже ладошки мальца и блеснул собственными бочками в розоватых лучах восходящего солнца.

      – Вох! – всполошено вскликнула сестрица стоящая обок братца и уставилась на его ладошку, где дивно так поблескивал клубочек маслица. Еще чуточку времени и маслице, под теплотой лучиков красна солнышка, распалось на два кусочка, меньшой из которых (как старшая) ухватила перстами девонюшка и сунула себе в рот.

      Орей тоже не стал медлить и пихнул к устам всю ладонь, да втянувши остатки маслица в рот, причмокнув от вкусности, принялся языком вылизывать маслянистый след, оставшийся на коже руки. А Багрец промеж того склонил кувшин на бочок и принялся его трясти туды-сюды, намереваясь вышвырнуть из него духа. Однако, как колток не размахивал кринкой, как не разворачивая заглядывал вглубь ее (сотворив суровость на лице), Копша оттуда не выходил, вспять того он крепко держался за стенки посудинки четырьмя лапками и вельми притом представлялся разнесчастным.

      – Туды тобя в марь, – сердито молвил Багрец, и наново заглянув внутрь кринки, яростно ее потряс. – Выходь говорено тобе, – дополнил он, обращаясь к духу сберегающему кладу.

      Из посудинки послышался жалостливый стон, и тады к старшему колтку, поднявшись с землицы-матушки, подступил младший, жаждущий пособить в выдворение проказливого духа из посудинки. Братцы разместились друг напротив друга, ухватив кувшин за дно и, одновременно, за горло, да днесь уже вместе начали раскачивать его так-сяк, всяк раз приговаривая:

      – А, ну-кась, кулёма пшла отсель!

      Кулёма, впрочем, пошла не сразу, а лишь с пятой попытки. И то явственно не от тряски, а по собственной воле. Поелику вельми шустро вылетев из кринки, пролетела аршина два не меньше и угодила в небольшой кустик, стелющийся по почве лапчатыми ветвями. Схоронившись в нем и замерев, Копша не просто к ветвям прислонился, а, прямо-таки, слился с узкой голубо-зеленой ее хвоей. Багрец, не мешкая, дернул на себя кувшин, вырвав его из рук братца, и заглянув внутрь него, обидчиво проронил в те пустые глубины:

      – Всё, трясь таковая