Святыня. Деннис Лихэйн

покажете ли документы, джентльмены?

      – Документы? – переспросил Джон.

      – Видите ли, офицер, – сказал я, – у приятеля моего, возможно, сотрясение мозга. – И я положил руку на плечо Джона, словно помогая ему сохранять равновесие.

      – Я хотел бы видеть документы, – повторил Ларжант, улыбкой подчеркивая жесткость тона. – И отступите в сторону от вашего приятеля. Пожалуйста, сэр.

      Я впихнул бумажник за пояс Джона и, убрав с плеча его руку, стал рыться в карманах. Стоявший со мной Джон тихонько рассмеялся.

      Он протянул бумажник Ларжанту, послав мне улыбку.

      – Прошу вас, офицер.

      Ларжант раскрыл бумажник на глазах начавшей собираться толпы. С самого начала люди кучковались вокруг нас по периметру, но сейчас происходящее стало интереснее, и толпа начала сжиматься в кольцо. В толпе были уже знакомые нам «вестники»; широко раскрытыми глазами наблюдали они этот вопиющий пример деградации и упадка нашего клонящегося к закату двадцатого века, пример, разыгрывающийся непосредственно перед ними. Двоих схватили прямо на Бикон-стрит – очередной знак близящегося Апокалипсиса!

      Кроме них в толпе были клерки, а также люди, прогуливавшие собачек или пившие кофе метрах в пятидесяти от нас в кафе «Звездное». Кое-кто пожертвовал даже своим местом в очереди, вечно выстраивающейся возле бара «Привет», очевидно рассудив, что пива они выпьют не сейчас, так позже, а подобное зрелище пропустить нельзя.

      А еще там были люди, чей вид мне крайне не понравился – хорошо одетые мужчины, в наглухо застегнутых и плотно облегающих талию пальто, взгляды их впивались в меня, как булавки. Горошины, выпрыгнувшие из того же стручка, что и Мэнни. Они замыкали толпу, расположившись так, чтобы окружить меня, в какую бы сторону я ни направился – на Арлингтон, к Чарльз-стрит или же через Паблик-Гарден. Хмурые, нехорошего вида люди.

      Ларжант отдал Джону бумажник, и тот положил его в передний карман брюк, опять слабо улыбнувшись мне.

      – Ваша очередь, сэр.

      Я вручил ему свой бумажник, он раскрыл его и стал светить на него фонариком. Вытянув шею, Джон пытался незаметно заглянуть туда, но Ларжант слишком быстро захлопнул бумажник.

      – Все в порядке, мистер Кензи, – произнес Ларжант, и часть моих внутренних органов, вздрогнув, ухнула куда-то вниз. Он передал мне в руки бумажник с улыбкой, широкой, как Род-Айленд, прошептал сам себе: «Кензи» – и кивнул в полном удовлетворении.

      Я готов был расплакаться.

      Потом я бросил взгляд на Бикон-стрит и увидел хоть что-то отрадное за последние пять минут: вдоль Паблик-Гарден не спеша ехала Энджи в нашей коричневой «краун Виктория». В салоне машины было темно, но я различал, как вспыхивал кончик ее сигареты всякий раз, как она подносила ее ко рту.

      – Мистер Кензи, – ласково сказал голос.

      Это был Ларжант, глядевший на меня снизу вверх, как смотрят щенки, и я внезапно ощутил ужас, так как ясно понял, куда он клонит.

      – Я только хотел пожать вам руку, сэр.

      – Нет, нет, – запротестовал я, криво улыбаясь.

      – Давай, действуй, – злорадно проговорил Джон. – Пожми руку джентльмену!

      – Ну,