Шаг на пути к небу. Роман. Паратиков Павел

за эту веру мне придётся в карцере помереть, я на это согласный.

      Водянский перекрестился.

      – Дай-то Бог.

      Антип обвёл слушающих взглядом, все обступили стол.

      – Ни дай Бог, какая-нибудь сука, стуканёт на батюшку, на перо посажу, без лишних разговоров, политические, вас касается.

      – Да не стращай ты их, Антип Поликарпович, на всё воля Божья.

      – Ну, ты отец Вячеслав даёшь, хорошо тебе, у тебя на всё воля Божья. И сколько ж тебе за твои проповеди наболтали?

      – Да, самую малость, – усмехнувшись, ответил батюшка.

      – Десять лет, с учётом рецидива.

      – Так ты у нас ещё и не первоход.

      – Выходит так.

      – Ну, Бог даст, уживёмся.

      Казначей поднялся из-за стола.

      – Благослови, батюшка.

      Он сложил руки для благословения и наклонил голову. Священник встал.

      – Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь. Он перекрестил его.

      – И меня благослови, батюшка, – прошепелявил Беззубый.

      – Во имя Отца и Сына и Свягаго Духа, аминь.

      – И меня.

      Водянский тоже подошёл к нему. Постепенно, за благословением выстроилась большая очередь.

      В барак вошёл начальник лагеря Глушко, с двумя солдатами.

      – Ну, я так и думал, – усмехнулся он.

      – Как же вы меня достали, со своей религией, безмозглые фанатики. Взять его, и в карцер, – приказал он солдатам, не раздумывая.

      Те быстро схватили отца Вячеслава и вывели вон.

      – Ну – ну, – опять усмехнулся Глушко.

      – Рабы Божьи? Я вам устрою рабов Божьих.

      Презрительно плюнув, он вышел вслед за своими солдатами.

      – Вот же тварь, опять началось, и этого заморит, падла, – зашепелявил Беззубый.

      – Нужно что-то делать, Антип Поликарпович, – подошёл к нему полковник.

      – Как пить дать, убьет он его. Нельзя этого допустить, нужно что-то делать.

      – Ша фраера, слухай сюда, – поднял руку Казначей.

      – Батюшка правильно говорит, с нашего молчаливого согласия, краснопёрые над Россией глумятся, царя нашего убили, священников наших убивают, да церкви рушат. Сколько ж можно-то?

      – А что мы можем, Антип Поликарпыч? – перебил его зек, со шрамом на лице.

      – Ты полковник тоже заладил, делать, делать, а что делать то?

      – Кое-что можем. Он вон, на смерть верную идет, улыбаясь, а нам, слабо? Короче так, фраера, объявляем всем бараком голодовку, пока батюшку не вернут. Ни дай Бог увижу, что кто-то по углам шкерится и жрёт, заставлю руку свою сожрать.

      Глушко доложили, что третий барак, в полном составе, уже второй день, отказывается от еды. Он вызвал к себе Казначея.

      – В чём суть вопроса? – посадив его перед собой, негромко спросил начальник.

      Зная об авторитете Казанцева, Глушко старался иметь его расположение. Несколько лет назад, Казначей одним своим словом остановил бунт в лагере, который чуть не стоил ему погон.

      – Зачем