Оставь компас себе. Петр Альшевский

она треснет, и нам тебе опять покупай. Издержки у нас на твои дудочки зашкаливающие и следующую дудку мы тебе из общего котла не оплатим: из причитающегося лично тебе на дудочку выделишь. Да, в твоем кошельке сделается пустыня, но мы не потянем и на дудочку тебе, и на лечение, Мирославка, господа патриоты, анисовыми препаратами привык падучую сдерживать.

      Водочкой анисовой под огурчик соленый.

      У кого падучая, соль вредна, а алкоголь недопустим абсолютно, но Мирославка нарушает и не жалеет – впускаемая запретность, брачуясь, увесисто в нем черную немощь придавливает.

      Сказать по совести, анисовой под соленый огурец и мы с Арсенькой не чужды. Отзывчивый, зачуханный Арсенька в корчму заскочит, на подносе мне вынесет, в духоте и смраде штаны протирать по стилю мне не подходит: неограниченности открытых просторов мои предпочтения. Промозглыми буднями вдоль замерзающих посевов шагая, былины сочиняю, удар за ударом пропускаю, былина не приходит, а грабители тут как тут, разойтись с ними миром мне не выгорит, ножички к животу и шее приставили и отбирают, монетки из сокровищницы, что в мешочке на ляжке, выгребают, а я на небо гляжу! Высматриваю, не опускается ли ко мне заступник небесный.

      Пошлите ко мне кого повнушительнее – чтобы от глаз сияние грозное, а от меча и того ужаснее…

      Ограбив, они же меня прирежут! Ко мне же не заблудшие добрячки – душегубная ватага псковкого Гулича ножи приблизила!

      «Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?».

      Выходит, погребаете вы меня. Однако, когда они сказали, что спастись нереально, Христос им сказал, что невозможное человекам возможно Богу.

      Думаете, что вслед за миллионом миллионов подобных Он и мою просьбу пропустит?

      А посрамит Он вас, думаю. Его Храм рассыпается и замазки для укрепления мне на ладонь Он выдавит.

      Я на небо! я верую! мое закинутое чело призывающе хмурится – сбей с него хмурь, посели на нем безраздельную восторженность, пошли ко мне с неба ангельской создание, но не девушку чистейшую, а ратоборца крутейшего. Да, Господи, выразился я некорректно – мне бы не ангельское создание, а божественное: создание топчущее, рубящее и желательно стреляющее, снабдить его винтовочной составляющей весьма разумным мне представляется. У лиходеев псковского Гулича за пояса задвинуты не бананы тропические, а пистоли тульские, и если у божественного создания лишь заурядный меч, вдобавок ко мне и божественному созданию не поздоровится; в своем я уме или не в своем, но знаешь что, Господи – божественное, но устаревшее создание ты мне не присылай.

      Зайцеобразного прыгуна, косой пополам рассекающего? А сатанинской крольчихе, о которой от патриота я слышал, он не родня?

      Ушастый с повестки снимается? он в родстве с демоном, но вы его не изгоняете, чего не бывает – мною с младых ногтей усвоено, что за облаками разброд происходит.

      Спал