На фронтах Первой мировой войны. 18-й гусарский Нежинский полк. Александр Карский

командирован по делам службы в г. Тарнов (Тарнув). На следующий день он возвращается. Что-то не дает ему покоя. В своих воспоминаниях он пишет:

      «…у меня лопнул пояс на животе, заболели мускулы живота и показалась небольшая грыжа. Я отпросился на несколько дней во Львов для того, чтобы там найти себе новый пояс».

      В приказе по дивизии, подписанном генерал-лейтенантом А. М. Драгомировым, говорится:

      «Уволенного в г. Львов для совета с докторами специалистами вр. командующего 1-й бригадой полковника Ромейко-Гурко полагать в отпуску…».

      Казалось бы, всё логично и всё законно. На автомобиле полковник добирается до административного центра Восточной Галиции. Но далее начинаются невероятные события. Следует стремительная поездка на поезде за 1750 верст, из Львова в Петроград. Д. И. Ромеко-Гурко даже много лет спустя, в эмиграции, объяснял это тем, что во всем Львове не нашлось нужного пояса, и, дескать, доктора эвакуировали его в столицу. Но почему не в Киев, всего за 550 верст? И что это за уникальный такой бандаж, который невозможно починить на месте?

      Как пишет Д. И. Ромейко-Гурко, в столице он пробыл всего два дня, а затем отправился обратно и оказался во Львове, видимо, в самом конце января. Тут он узнал, что дивизия уже не на отдыхе, а в Карпатах. Действительно, 18-й гусарский Нежинский полк покинул д. Нечайна 22 января и к вечеру того дня был уже возле г. Пильзно. На ночлег гусары обосновались в деревнях Липины, Пильзнионек и Козья Воля. 23 января штаб полка уже в д. Дембовец, а вечером следующего дня – в д. Цеклин. 26 января полком была расчищена от снега горная тропа через д. Фолюш до высоты 696. Это совсем близко от линии фронта, посреди поросших густым лесом гор Низких Бескид (ныне вся эта местность – Магурский национальный парк). В последние дни января полк усиленно готовился к грядущим боям.

      Полковник Д. И. Ромейко-Гурко отправился из Львова по зимнику на штабном автомобиле. По дороге он заехал в Томашев, в штаб 3-й армии, где встретил своего давнего знакомого по Пажескому корпусу полковника М. К. Дитерихса.

      «Он мне сообщил, что Драгомиров на меня рвет и мечет, что несколько дней тому назад он был в штабе армии, где сообщил, что я бежал из дивизии в Петербург, и прибавил еще что-то менее правдоподобное. Дитерихс его поднял на смех…».

      Понятно, что генерал А. М. Драгомиров был возмущен долгой отлучкой подчиненного. Возможно, у него также закрались подозрения, что полковник пытается действовать через его голову, нарушая субординацию. В этом, думается, истинная причина конфликта. В своих мемуарах Д. И. Ромейко-Гурко явно что-то недоговаривает. Он пишет:

      «В тот же день я явился Драгомирову. Он меня очень нелюбезно принял, сказав, что здесь другие за меня дерутся. Я ему ответил, что донес ему о моей эвакуации в Петербург, откланялся и пошел к ординарцам…».

      И это всё. Откровенного разговора не получилось. Между двумя военными словно пролегла полоса отчуждения. История эта казалась загадочной, пока в архиве, в «Полевой книжке» командира полка, не удалось обнаружить черновики