По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения. Коллектив авторов

образа Doppelgänger в литературе, но и потому, что двойники [в них] выступают в качестве изобразительного средства передачи изначальной, генетической информации о видах и прагматике дублирования как способа самоидентификации автора и (или) персонажа». В частности, они демонстрируют продуктивность двойнического топоса, отражающего экзистенциальную тревогу вследствие победы alter ego над ego главного героя.

      Демонологическую секцию второй части книги завершает глава Элины Абсалямовой «Языки необъяснимого: страх, смех и творчество», в которой демонизм целиком переводится в метафорический регистр. Название отсылает к рассказу По «Ангел необъяснимого» («The Angel of the Odd», 1844). «Не углубляясь в размышления об адекватности перевода слова “odd” на французский язык как “bizarre” (Бодлер) и на русский как “необычайное” (Энгельгардт, 1896) или “необъяснимое” (Бернштейн, 1970), но памятуя о странном наречии, на котором изъясняется “ангел необъяснимого”, а также о его инородной, но неоднозначной ангельской сущности», Абсалямова обращается к функции иноязычных вкраплений, имитации иностранного акцента, макаронической и ломаной речи и прочих «маркеров чужеродного» в произведениях По, Бодлера и Достоевского, выявляя их металитературные смыслы. В частности, эти приемы выражают сложное отношение всех трех авторов к собственной идентичности, с одной стороны, и к проблеме иного – с другой.

      Следующая глава – «Братья по перу: птицы, трансцендентное и “жуткое” у По и Бодлера» Александры Ураковой и Тима Фэррента – ставит своей целью выявить специфику орнитологических образов у По («Ворон») и Бодлера («Альбатрос», «Лебедь»), рассматривая их сквозь призму дихотомии присутствия и отсутствия, трансцендентного и имманентного, обычного и «жуткого», а также в контексте литературного братства двух поэтов. В двусмысленности, амбивалентности птиц По и Бодлера, насильно вырванных из естественной среды и помещенных в мир людей (ворон – домашний питомец; пойманный матросами альбатрос; лебедь в городе), авторы видят источник «жуткого» (uncanny) – неизвестного, непривычного, странного, раскрывающегося в обыденном, знакомом (canny). Одновременно с этим у По и вслед за ним у Бодлера птицы утрачивают свойственную романтической орнитологической поэтике связь с божественным/небесным и превращаются в эмблемы, которые тем не менее лишены характерных для барочных и классических эмблем «утешительного обобщения и катарсического эффекта». Предельное выражение поэтического метода По и Бодлера мы встречаем в поэзии Малларме, подводящей «итог диалектическим отношениям между птицами, трансцендентным и “жутким”».

      Две последние главы второй части, «Черная галка, ворон и дятел: мотивы птиц у Жан Поля, По и Ницше» Алексея Аствацатурова и «Птицы Бодлера, Георге, Рильке: опыт сравнительной поэтологии» Алексея Вольского, вводят орнитологическую тему в немецкий литературный контекст. В центре главы Алексея Аствацатурова – «Ворон» По, с которым невидимыми нитями оказывается связан