На графских развалинах. Аркадий Гайдар

цигарку, предложил:

      – На, докури.

      Машинально Яшка взял окурок и, не зная, куда его девать, спросил несмело:

      – А козла ты зачем съел?

      – Кого?

      – Козла… Сычинного. У нас ребята говорят, что ты его упер на жратву.

      Беспризорный хлопнул себя руками по бокам и звонко расхохотался. И пока он хохотал, оцепенение начало сходить с Яшки, и беспризорный представился ему в совершенно другом свете. Яшка рассмеялся и сам, потом подскочил и затряс кистью руки, потому что догоревший окурок больно ожег ему пальцы.

      Успокоившись, подвинулись друг к другу ближе.

      – Тебя как звать? – спросил беспризорный.

      – Меня Яшкой. А тебя?

      – А меня Дергачом.

      – Почему же Дергачом?

      – А почему тебя Яшкой?

      – Вот еще скажешь тоже. Яков – такой святой был, и именины справляют. А такого святого, чтобы… Дергач, не должно бы быть…

      – А мне и наплевать, что не должно.

      – И мне, – немного подумав, признался Яшка. – Только ежели при матери этак скажешь, так она за ухо. Отец, тот ничего, он и сам страсть как святых не любит – якобы дармоеды все. А мать – у-уу! Про что другое, а про это и не заикнись. Я один раз масла из лампадки отлил – Волку лапу зашибленную смазать, так что было-то…

      – Били? – участливо спросил Дергач.

      – Нет! Только за волосы оттрепали да в чулан заперли. – И задорно он добавил: – А зато я, пока в чулане сидел, назло со всех крынок сливки спил… А ты, Дергач, зачем к нам пришел? – перескочил вдруг Яшка.

      – Значит, нужно было, – ответил тот и глубоко вздохнул.

      Этот тяжелый, горький вздох, за которым, казалось, спрятано было что-то большое, невысказанное, почему-то точно теплом обдал Яшку.

      – Давай дружиться, Дергач? – неожиданно для самого себя искренне предложил Яшка. – Я тебя с Валь-кой сведу – с моим товарищем. Хороший… только врет много. А потом… – Тут Яшка поколебался. – Потом мы тебе интере-есную вещь скажем. И как весело будет жить, Дергач.

      Дергач ничего не ответил. Он лежал, подставив лицо отблескам багрового, угасающего горизонта. И Яшке показалось, что Дергач чем-то не по-детски глубоко опечален.

      Однако, заметив на себе пристальный взгляд Яшки, Дергач быстро повернулся и сказал, вставая:

      – Достань завтра у отца махорки… и принеси сюда, а то у меня вся повышла… Я буду ждать здесь же об эту пору.

      И, не прощаясь, он раздвинул кусты и исчез, оставив Яшку размышлять о странной встрече и странном новом товарище.

      V

      Дома тихо. Потрескивают угли в самоваре. Яшка строгает деревянную дощечку. Нефедыч углубился в чтение. Из-за развернутого листа газеты виден его красный лоб, отсыревший после пятого стакана чая. Нюрка мастерит кукольную шляпу. Мать возится на кухне.

      – Не пойму, – слышится ее голос. – Никак не пойму, куда девались из сеней полчугуна вчерашнего борща. Чугун на месте, а борща нет. Анка! Ты поросюку не выливала?

      – Нет, мам!

      – Ну так, должно быть, этот идол опрокинул. «Этот идол», то есть Яшка,