.

глаз. – Особенно в этом состоянии.

      – И не со мной, – добавила Энн.

      – Кстати, я все гадаю, кто вы?

      Она резко повернулась.

      – Странная реакция на такой простой вопрос, – констатировал он.

      – Я Энн Уинтер, – спокойно ответила она. – Гувернантка ваших кузин.

      – Энн, – тихо повторил граф, и она вдруг поняла, что он смакует ее имя как лакомство.

      Он склонил голову набок:

      – Уинтер или Винтер?

      – Уинтер. А что? – невольно фыркнула Энн.

      – Просто так. Это вполне естественное любопытство.

      Он немного помолчал, прежде чем добавить:

      – Она вам не идет.

      – Простите, что именно?

      – Ваша фамилия. Уинтер. Она вам не идет.

      – Нам редко доводится выбирать наши имена, – подчеркнула она.

      – Верно, но все же я иногда нахожу весьма интересным тот факт, что некоторым очень идут их фамилии.

      Энн не смогла скрыть лукавой улыбки.

      – В таком случае, каково быть Смайт-Смитом?

      Уинстед вздохнул, возможно, чересчур драматично.

      – Полагаю, мы обречены исполнять один и тот же концерт снова, снова и снова…

      Он выглядел таким безутешным, что Энн рассмеялась.

      – О чем это вы?

      – Части фамилии почти одинаковы, не находите?

      – Смайт-Смит? В ней звучит что-то дружелюбное.

      – Мне так не кажется. Мне кажется, что, если Смайт женился на Смит, могли бы уладить разногласия и выбрать нечто достойное, вместо того чтобы навязать обе фамилии всем остальным членам рода.

      – И давно ваша фамилия пишется через дефис? – усмехнулась Энн.

      – Несколько сотен лет.

      Граф повернулся, и она на мгновение забыла его синяки и царапины. Видела только его. Он смотрел на нее как на единственную в мире женщину.

      Энн кашлянула, чтобы не была так заметна ее попытка отодвинуться. Он опасен, этот человек. Хотя они сидели в парке, разговаривая о пустяках, она это чувствовала.

      Что-то пробудилось в душе Энн, и она отчаянно пыталась это погасить.

      – Я слышал самые противоречивые истории, – продолжал Уинстед, не подозревая о ее смятении. – У Смайтов были деньги, а у Смитов – положение. Есть еще и романтическая версия: у Смайтов были деньги и положение. А у Смитов – прелестная дочь.

      – С волосами как червонное золото и небесно-голубыми глазами? Звучит как легенда о временах короля Артура.

      – Нет, к сожалению. Прелестная дочь оказалась сварливой фурией, – сухо улыбнулся граф. – Которая к старости стала настоящей уродиной.

      Энн весело хихикнула:

      – Почему же семья не отказалась от такого имени и не оставила фамилию Смайт?

      – Понятия не имею. Возможно, подписали контракт. Или кто-то счел, что эта фамилия лучше звучит. Так или иначе, я даже не знаю, правдива ли эта история.

      Энн снова рассмеялась, не спуская глаз с девочек. Харриет и Элизабет пререкались из-за чего-то, возможно о пустяках вроде травинки. Френсис продолжала идти, делая гигантские