Рахиль. Андрей Геласимов

на вас так сердится. Ей просто вас жалко. Был ведь уже один инфаркт.

      – Мне самому себя жалко.

      – И Володька бы тогда не злился на вас…

      – Да, наверное, бы не злился.

      – Ему просто очень обидно за мать.

      Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

      – Это он сам ее так называет?

      – Как? – она непонимающе смотрела на меня.

      – Мать.

      – Нет, – она даже слегка засмеялась. – Он говорит: «мама». Это я так сказала, чтобы было быстрей.

      Я полежал и подумал – быстрее ли говорить «мать», чем «мама». У меня получилось, что не быстрей. Та же история, собственно, что с апорией Зенона. Ахиллесу никогда не догнать черепаху. Всегда будет оставаться серединный рубеж. С какой скоростью ты их ни пересекай. Поэтому и количество слогов не имеет значения. У нежности иная скорость.

      – Как она там? – сказал я.

      – Кто?

      – Вера Андреевна.

      – Все время плачет.

      Я помолчал. Приступ вины легче переносить в молчании.

      – А… Наташа тебе звонила?.. Наталья Николаевна?..

      – Звонила.

      – Передавала что-нибудь для меня?

      Она ответила не сразу.

      – Мне кажется, вам не надо искать встречи с ней. Так будет лучше.

      – Слушай, мне уже пятьдесят три года, – сказал я. – Из них за последние пятьдесят я влюблялся двадцать четыре раза. По военным меркам я – ветеран… Если не сказать хуже.

      – Не знаю… Мне кажется, лучше не надо.

      Она с заметным усилием поднялась из кресла и направилась в коридор.

      – Я оставлю вам маслины, – крикнула она оттуда. – Вы какие любите, беленькие или черненькие?

* * *

      Разумеется, я не искал встречи с Натальей. «Искать» предполагает процесс, длящийся во времени. На процесс у меня не было сил. Я просто снял трубку, набрал номер и сказал: «Я больше так не могу. Можно мне увидеть тебя? Хоть ненадолго».

      Мотив унижения в моем возрасте звучит уже не так остро. Мелодия складывается из других нот.

      Тем более что телефонный номер был оставлен как раз на такой случай. То есть мне обещали, что «я поживу пока у мамы», но телефон на стене написали именно этот. Не из маминых цифр.

      – Я же тебе говорила – звони только в крайнем случае, – сказала она.

      – У меня крайний.

      – Сердце?

      – В каком-то смысле – да. Можно назвать это сердечной проблемой.

      – А валидол?

      – Я пробовал. Не помогает.

      В итоге решено было взять меня в кино. В темноте мое присутствие меньше оскорбляло их чувства.

      Мы решили, что так будет происходить мое постепенное отчуждение. В брехтовском смысле. Что так мне будет легче.

      Забота о старших.

      Хотя в этом смысле теперь ей было о ком заботиться и без меня.

      – Ну, ты чего? – сказал Николай, когда я сел к ним в машину. – Совсем, что ли, раскис? Мне вон тоже почти пятьдесят, а я, смотри, какой бодрячок. Ты спортом каким-нибудь занимаешься? Потрогай.

      Он перегнулся через спинку сиденья