Андерсен. Шарль Левински

ожидал нащупать культю моей левой руки. Но там была совсем не культя. Там были пальцы. Совершенно однозначно пальцы.

      Там была кисть. Что-то вроде кисти.

      Этого не могло быть, но это было так.

      Касание – стыковка, если угодно – длилась недолго. Потом руки снова разошлись – помимо моей воли – и всё было позади.

      Но я успел ощутить. Мне казалось, я ощутил. Я совершенно уверен, что я это ощутил.

      Пальцы и всё же не пальцы. Неправильные пропорции. Пять смешных, коротких пеньков. Но они шевелились.

      Если бы я был сумасшедшим, разве бы я тогда не вообразил себе полноценную кисть?

      У меня всегда были крупные ладони, ещё с детства. Когда я начал брать уроки скрипки у Рёшляйна, тот сказал, что мне было бы лучше стать пианистом. Уже тогда я мог бы охватить целую октаву.

      Мыслить логически.

      То были недоделанные пальцы. Такими они казались на ощупь. Зачатки пальцев.

      Есть живые существа, саламандры или ящерицы или как там они называются: когда им отрывают хвост, у них вырастает новый.

      Но ведь не у людей же.

      Думать до конца.

      Может, они – кто бы они ни были – превосходят нас и в этой области? Может, они разработали метод, позволяющий активировать эту способность у всех живых существ? Может, моя кисть отрастает заново?

      Можно было бы даже представить себе – но представить себе можно всё что угодно, – что я вовсе не узник тюрьмы, а нахожусь в лаборатории. Что меня сделало для них интересным не какое-то подозрение, а всего лишь отсутствие кисти. Что всё это род эксперимента. Это было бы мыслимо…

      Я не хочу так думать, чтобы не впасть в панику.

      Я не хочу так думать.

      Теперь левая кисть коснулась правой. И здесь тоже: пеньки.

22

      Недоделанные пальцы. Словно ещё не отросшие щупальца каракатиц.

      Не думать об этом.

      На обеих кистях.

      Как будто они встретились где-то в море – и испытующе друг друга ощупывают.

      Если существует оптический обман, должен существовать и осязательный. «Потому что того быть не может, чему никогда не бывать». Я всегда любил это стихотворение.

      Но…

      Мне надо прекратить искать объяснения. Если чесать больное место, оно только воспалится. Надо иметь силу воли его игнорировать.

      Думать о чём-нибудь другом.

      Как будто у меня две крошечные кисти.

      Не думать о ладонях. А если думать, то не о моих.

      Я знал одного человека, кисти которого были отлиты в бронзе. Можно было их купить в универмаге, в музыкальном отделе. Можно было положить их дома на пианино, рядом с бюстом Моцарта или Бетховена.

      Он был пианист, очень известный человек. Госпремия, почётные медали, то-сё. Его имя знали даже люди, которые вообще не интересовались музыкой. Звезда. У меня у самого были его пластинки. Моцарт, соната ми-бемоль мажор, вместе с одним итальянским скрипачом. Очень хорошо сыграно, разве что чуть-чуть механически. Особенно в первой части слишком быстро. Как будто они торопились,