В глубине души (сборник). Эра Ершова

вы себе позволяете! – просипел батюшка, когда важный гость подошел достаточно близко.

      Но Чудаков обладал обольстительностью дьявола. Он в совершенстве владел искусством убеждения и без труда обращал врагов в самых преданных друзей. А уж с таким простаком, как этот поп, он мог бы справиться даже во сне.

      Не дойдя нескольких шагов до храма, Чудаков встал на одно колено и осенил себя широким крестом, что батюшке не понравилось: уж больно театральным было его припадание.

      Но затем, поднявшись на ноги, Чудаков напялил на физиономию такую обворожительную, такую искреннюю улыбку, что сердце священника дрогнуло, и он подумал: человек с такой улыбкой не может быть негодяем, а весь этот трамтарарам, наверное, является предписанием для таких важных особ. А что особа важная, не было никакого сомнения.

      – Благословите, отец святой! – попросил Чудаков и подошел под благословение, тем самым показав, что законы церкви ему известны.

      Отец Михаил благословил, но неохотно. Что-то все-таки мешало ему открыться этому обаятельному человеку.

      После благословения Чудаков взял костлявую ладошку священника в свою мясистую горячую руку и заговорил с мягким упреком:

      – Что же вы, батюшка, такую ношу на себя взвалили? Разве один в поле воин?

      – А я не один, – возразил батюшка. – Вон у меня сколько помощников.

      Он повел взглядом в сторону людей, отгороженных от него охраной.

      – Да люди-то людьми, а без средств-то как же?

      – А мы и средства собираем потихоньку. С Божьей помощью, храм растет.

      – Чудной вы, ей Богу! – улыбнулся отеческой улыбкой Чудаков. – Я глава администрации области. Что же ко мне-то не обратились?

      – Я доложил в епархию, как положено.

      – Ну, и что, помогли?

      – Не помогли… – отец Михаил поник головой.

      Ему неприятно было об этом говорить, как неприятно бывает человеку, когда посторонний вмешивается в дела его семьи.

      Голос Чудакова звучал как певучий инструмент, звуки которого проникали в самое сердце и заставляли верить каждому его слову.

      – Что ж, помощи мы любой рады, – пролепетал смущенный священник.

      Все дальнейшее помнилось ему как в тумане.

      Куда-то исчезли суровые стражи порядка, толпа людей смешалась с гостями, откуда-то появилось несколько ящиков водки.

      Отец Михаил пытался воспротивиться спаиванию селян, но его никто не слушал.

      Народ опьянел как-то мгновенно, и страшное, ненормальное веселье охватило всех собравшихся.

      Бабы с визгом пустились в пляс, мужики зажигательно посвистывали, и в центре этой беснующейся толпы, высоко вскидывая руки в белых манжетах, давал гопака сам глава области.

      Отец Михаил, стоя на ступеньках храма, смотрел на происходящее с ужасом.

      Ему казалось, будто сам сатана примчался из преисподней и за полчаса уничтожил труды стольких дней.

      Те непрочные росточки, которые в последнее время стали пробиваться в душах его прихожан, от одного прикосновения нечистого превратились в тлен,