Бриллиант мутной воды. Дарья Донцова

постельное белье, дай розовое, то, новое, с вышивкой. И сорочку другую, голубую, нет, красную. Стой, дура, куда пошла?

      – За бельем.

      – Лучше пижаму, – рявкнула Николетта, – бежевую, с рюшами! Духи принеси. «Миракль».

      – Ладно.

      – Щетку для волос.

      – Сейчас.

      – Губную помаду и пудреницу!

      – Ты зря так стараешься, – усмехнулся я, – скорей всего приедет замороченная вызовами бригада, которой будет без разницы, какая на тебе рубашка.

      Николетта подскочила на ортопедическом матрасе, за который я выложил такую сумму, что до сих пор тошнит при воспоминании.

      – Вы не позвали Сергея Федоровича?

      – Так он уехал с семьей отдыхать, – сообщила Тася, – в горы, на лыжах кататься. Позвонила ему на мобильный, а он говорит: «Извините, не могу, в Альпах сейчас, на подъемнике сижу».

      – Кого же ты пригласила? – побагровела маменька.

      – Ноль три набрала.

      Николетта на секунду потеряла от гнева голос, но потом он к ней, к сожалению, вернулся, и матушка завопила так, что труба, от звука которой пали стены Иерихона, почернела бы от зависти.

      – Ты обратилась в муниципальную службу!!!

      – Так вы говорили, что умираете, – отбивалась Тася.

      – Не настолько, чтобы звать бесплатного доктора!!! Боже!!! Ужас!!!

      Она бы, наверное, растоптала глупую Тасю, но тут раздался резкий звонок в дверь. Домработница, радуясь, что легко отделалась, ринулась в прихожую. Николетта шлепнулась на кружевную наволочку и трагическим шепотом просвистела:

      – Ну вот! Сейчас подумают, что к нищей приехали! Белье мятое, сама в несвежей сорочке!

      Я не успел ничего ответить, потому что в спальне появились две хмурые тетки. Одна, чуть постарше, мрачно спросила:

      – Что у нас?

      – Умираю, – простонала Николетта, – инсульт разбил! О, скажите, сколько осталось жить? Мне нужно знать правду, у меня ребенок…

      Врач молча вытащила тонометр, закрепила манжету и через секунду ответила:

      – Нечего притворяться. Давление, как у космонавта, сто двадцать на восемьдесят. Да в вашем возрасте у людей давно гипертония!

      Николетта села. По лицу было видно, что она растерялась. Конечно, маменька привыкла к ласково улыбающемуся Сергею Федоровичу, который охотно подыгрывает пациентам. Закатывает глаза, качает головой, цокает языком, потом, заговорщицки улыбаясь, вытаскивает аспирин, растворяет таблетку в воде и уверяет, будто это волшебное американское средство от инсульта, инфаркта, гепатита, СПИДа, словом, от всех болячек, которые придумала себе матушка. Потом берет конвертик и исчезает. После его ухода у Николетты остается сладкое ощущение, что она избежала неминуемой смерти. А сейчас у нее в спальне стоят две злые бабы, которые не сняли уличной обуви, не помыли рук и не собираются возиться с «больной».

      – Пили? – отрывисто поинтересовалась одна.

      – Только коктейль, – пролепетала маменька, – розовый такой, вкусный.

      Докторица сморщилась:

      – Фу! Потому и болит голова. Надо бы сообщить диспетчеру,