Бриллиант мутной воды. Дарья Донцова

меня тоже не предназначены для длительных прогулок, замшевые, на тонкой подошве…

      – Да сама Беата!

      – Вы дружили?

      Замотанная в толстую шубейку и обутая в теплые валенки, Катя совершенно не испытывала холода, поэтому принялась весьма словоохотливо прояснять ситуацию.

      Как-то раз, примерно месяц тому назад, мать мужа довела девушку до слез, и она гуляла во дворе с сыном в отвратительном настроении. Неожиданно из подъезда вышла Беата и улыбнулась.

      – Здравствуйте, какой сегодня день замечательный, солнечный.

      – Ничего хорошего, – буркнула Катя.

      Она немного удивилась. Беата появилась в их доме не так давно и держалась со всеми вежливо, но отчужденно.

      – Вы расстроены? – спросила соседка.

      – Свекровь доконала, – пожаловалась Катя, – прямо запилила до смерти, все ей не хорошо.

      – Вот и у меня такая же будет, – вздохнула Беата, – еще в загс заявление не отнесли, а уже терпеть меня не может.

      Около получаса девушки простояли возле подъезда, обсуждая милых родственниц, и расстались весьма довольные друг другом. Катя и думать забыла об этом разговоре, но пару дней назад ее вызвали повесткой в милицию, провели в комнату, где стояло пятеро женщин в каракулевых шубах, и попросили:

      – Посмотрите внимательно, никого из присутствующих ранее не встречали?

      Девушка прищурилась и воскликнула:

      – Вот эта из нашего подъезда вылетела! Я ее сразу узнала, по родинке на щеке.

      Потом молодой милиционер, провожавший Катю на выход, разболтал, что эта тетка убила накануне свадьбы невесту своего сына.

      – Вот оно как, – причитала Катя, – теперь они нас уже ножами резать начали. Я прям боюсь в ванну пойти, моя запросто утопить может.

      – Почему вы сказали, что Беата недавно появилась в доме? – удивился я.

      – Так Евгения Львовна умерла, – невпопад ответила Катя.

      – Кто? – совсем растерялся я.

      – В ее квартире раньше баба Женя проживала, а примерно год назад ее похоронили. Ну затем Беата въехала, вроде ей по наследству площадь отошла.

      – Где же она раньше жила?

      – Понятия не имею.

      Я лязгнул зубами и осведомился:

      – Не знаете, случайно, Лена эта, что газетами торгует, где обитает?

      – А здесь, – пояснила Катя, – в нашем подъезде, на пятом этаже, ее квартира самая последняя.

      – И Евдокия Петровна тут?

      – Эта старая жаба? Точно.

      Я поблагодарил Катю и на негнущихся, словно поленья, ногах двинулся в подъезд.

      Внутри обшарпанного помещения невыносимо воняло кошачьей мочой, но мне было все равно. Сняв перчатки, я взялся за батарею и почувствовал, как тепло проникает сквозь ладони. Внезапно на лестнице показалась старуха и заругалась:

      – Ишь, устроился, ступай отсюдова во двор ссать. Нечего из подъезда сортир делать!

      – Я греюсь.

      – Брехун, – выплюнула милая старушка, – навонял тут.

      Ее толстое, помятое лицо излучало гнев, маленькие глазки злобно поблескивали из-под набрякших век. Я оторвался от батареи и пошел вверх. Сначала заглянул