Манька-принцесса (сборник). Мария Садловская

колени своим мешком.

      – Ну что, Федор Николаич, едем? Темновато еще, но потихоньку. Вы здесь не замерзли?

      Федор проворчал:

      – Чего сразу – Николаич? Федор я!

      – Ну нет! Ты теперь должностное лицо, поэтому и Николаич.

      Антон Кондратьич, высунувшись в другую сторону кабины, поддержал шофера:

      – Андрюха прав, Федор! Никакого панибратства! К маковецкому председателю даже в области относятся уважительно. Так что держи марку! За столом, со своими кумовьями, можешь без отчества. И давайте поехали быстрее. А то у меня хоть и одна нога, но затекла, силушки нет!

      Через час они были в Маковке. Только начинало светать, еще сохранились сумерки. Подъехали к дому Антон Кондратьича, хата Андрея стояла рядом, и Федор предложил:

      – Оставайся, Андрюха, дома. Мы с Лизаветой пешком пройдемся, здесь недалеко.

      Шли молча. В деревне начали лаять собаки. Лизавета волокла свою коробку, постоянно ударяясь коленкой об угол. Шальнов видел, что ей тяжело, не помогал намеренно, чтобы не привадить… Первый дом на их пути был Федора. Вот-вот подойдут, а Федька должен успеть сказать очень важную вещь. Не зная, с чего начать, он в конце концов, как из ружья, выпалил:

      – Лизавета, ничего не было! Запомни!

      Затем медленно, по слогам растянул:

      – Ни-че-го не было. Запомнила?

      Лиза молчала и следила, чтобы ящик не бился об ноги, будто сейчас это было самым важным делом. Она даже посапывала от усердия, молча продолжая идти. Со стороны можно думать, что Федора Лиза и вовсе не слышала.

      Шальнов, стараясь выглядеть правдиво, продолжал:

      – Лизка, пойми, я теперь первый человек в селе. Буду ездить на конференции в район, в область… А Настюха моя, упаси бог, как узнает! Разволнуется, молоко пропадет. Она же у меня кормящая. Ну, случилось у нас с тобой… давай забудем, а? Пообещай мне!

      Он пытался заглянуть Лизавете в глаза, но ее голова была опущена, а взгляд прикован к коробке. Подошли к дому Федора. Лиза, не останавливаясь, молча шла дальше. Федька вдогонку закончил контрольным выстрелом:

      – Тебе все равно никто не поверит!

      Лизавета споткнулась: контрольный попал в цель, и безжизненным голосом, глухо молвила:

      – Это я, сама… Я виновата!

      После паузы, оправдываясь, добавила:

      – По дому соскучилась…

      Сделав усилие, почти обыденно спросила:

      – Федор Николаич, когда выходить на работу?

      Официальное обращение «Федор Николаич» Шальнов принял за добрый знак и успокоился. Повеселевший, а потому щедрый, ответил:

      – Побудь недельку с матерью. Может, что поможешь.

      И, бросив уже на ходу: «Ну, бывай, Лизавета! – направился к своему дому.

      Лиза зашла к себе во двор, около сарая зазвенела цепь, раздался хриплый собачий лай.

      «Неужели Валет до сих пор жив?!» – мелькнуло в сознании, и Лиза, бросив ящик среди двора, бесстрашно метнулась к собачьей будке, словно к спасительному берегу:

      – Валет, это ты?! Узнал