Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый. Коллектив авторов

деисты или еще какие-то исты,

      просто я скорее хил и саппорт, чем артиллерия.

      Мы ушли из кабака, мы нашли качели,

      мокрая была от дождя земля.

      Он сказал, что это не будет иметь значения,

      если ему придется стрелять.

      Что он выстрелит в меня, как в любого другого,

      потому что мы по разные стороны баррикад,

      потому что это закон войны; никакое слово

      не порушит его, закон этот древен и свят.

      «Если, конечно, – добавил он, – я смогу заставить себя стрелять».

      Мы снова пили, до позднего, кажется, вечера,

      обнимались и истину искали в вине.

      Мы точно знали, что дружба – это все-таки вечное,

      во всяком случае, пока мы не на войне.

      «Это не мешает мне тебя напоить, – сказал он, – пока мы не

      на войне».

      Лучше бы война никогда не приходила ко мне.

      Лучше бы мы умерли оба в то лето,

      спокойно, во сне.

      «Сколько нежности, сколько тревожности в этой весне…»

      Сколько нежности, сколько тревожности в этой весне,

      одуванчики, хвощ и шиповник, и пахнет сосна,

      и не я, и не я по земле прохожу, как во сне,

      не меня, не меня обнимает за плечи весна.

      Голубой (бесконечно тревожный) и розовый (жизнь),

      и цыпленково-желтый (как детство), и зелень (покой).

      Не гляди же назад, ни за что, ни за что не держись,

      уходи же за солнцем, и будешь вовеки живой.

      И не я, и не я проходила по этим горам —

      не упомню, когда. Было жарко, и солнце, и гром,

      и белел, и светился за синей дорогою храм,

      и живое, горячее дергало все под ребром.

      Кто создал эту легкость, весну эту, эти цвета,

      Кто нам дарит покой, когда мы, замерев на мосту,

      смотрим в синюю воду, и это живая вода,

      и уходим на берег другой, в темноту, в темноту.

      «Мы думали, что живем в эпоху безволья…»

      Мы думали, что живем в эпоху безволья,

      что мы кто угодно – но никогда не солдаты.

      Но потом наши братья взяли палки и колья

      и вышли на автоматы.

      Война выбирала нас. Мы были художники и поэты.

      Мы не умели воевать, но быстро учились.

      И нет у войны романтики, никакой романтики нету,

      только ветра степного примесь

      да горечь утрат. Мы стали злы и расколоты,

      научились делать перевязки, вставать по тревоге,

      и было сухое, безводное летнее золото,

      и были истоптанные дороги.

      И была дорога вперед – помалу, упрямо,

      через снега, через жгучее злое солнце.

      Эпоха выбрала нас. Не забывай меня, мама.

      Я не знаю, кто вместо нас вернется.

      «Над городами и селами пролетела благая весть…»

      Над городами и селами пролетела благая весть:

      Этой ночью господень ангел спустился с небес,

      Осмотрелся и заявил: «Извините, люди,

      Никакого хитрого плана нет и не будет.

      Никого не накажут за недостаточность веры,

      Каждый