Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый. Коллектив авторов

Мрджа

      Поэт и прозаик. Живёт в столице Сербии Белграде.

      Семь дней воина Гриши

      День первый

      ноябрь, 1944 год

      «И был свет»

      И прошел свет сквозь него, как резкая оглушительная боль. Тяжестью лег на плечи.

      И только мысль:

      «Это конец…»

      Временами он приходил в себя. Ничего не слышал, а картинка перед глазами была, как в старых немых фильмах. Прерывающаяся. Пунктиром.

      Всплеск… летящие груды земли… ноги бегущих людей.

      Глаза, лоб, щеки – всё горело огненной болью. Зачерпывал рукой распаханную землю, насыпал ее себе на обожженное лицо.

      И холодная грязь забирала в себя его боль.

      И покрыл его мрак, как спасение.

      Фронт продвинулся дальше.

      …

      Тишина. Ноябрьское небо придавливает к земле. Никого. Ничего вокруг. Ни птицы. Чтобы хотя бы за неё ухватиться мыслью.

      И видит себя со стороны. Лежит. Колыхается на волнах огромного черного моря.

      Окоченевший от холода. А все равно – чувствует. Чувствует, как земля, эта плотная сремская земля под ним мягко дышит.

      «Он жив! Он жив! Дайте носилки!»

      Открывает глаза. Kaк под водой, едва слышит голоса. Язык чужой, говорят мало и быстро, однако понятно, что: «жив!»

      «Хорошо, что ты его заметила, Анка. Весь землей усыпан, прости господи, как заживо похороненный! Давай, Анка, подхватывай здесь… осторожно руку, сломана… давай, давай!»

      Женщины его отнесли на запряженную телегу. Кто-то очищал рукой его лицо от грязи, увидел чьи-то тревожные глаза, и опять все покрыл мрак…

      День второй

      июнь 1945 года

      Потом все пошло полегче.

      В полевом госпитале вытащили осколки, очистили раны и перевязали сломанную руку. Только лицо выглядело ужасно – все обожженное, одна сплошная рана. Анка приходила каждый день его проведать.

      Врач сказал: «Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Глаз не задет, отек спадет и кожа заживет. Не будет такой, как прежде, останутся шрамы, но главное – голова на плечах».

      «Анке это не мешает, да, Анка?» – добавил он с улыбкой, глядя исподлобья на девушку, которая покраснела и низко склонила голову.

      Весна ещё только выводила дни на построение, когда комиссар полка, задержавшегося в селе, расписал их. Из больницы переселился прямо в дом к Анке.

      …

      Раны медленно зарастали. Рука все еще была на перевязи.

      Видел себя, качающимся на верхушках яблонь, а потом – шедшего в поля, чтобы заглянуть к Анке: работала там с другими женщинами из бригады. По дороге тянулась колонна военных грузовиков. Сошел на обочину.

      «Гриша! Григорий Станиславович! Ты ли это?»

      Весь заледенел.

      «Это я, Лёва!» – и человек, покрытый пылью, выпрыгнул из грузовика.

      «Ты жив, дружище, жив! А мы думали – погиб!»

      Грузовик остановился, подошли и другие солдаты. Лёва возбуждённо рассказывал, как вот тут, сейчас, нашел своего боевого товарища. Как в прошлом октябре они вместе с ним, с маршалом Ждановым освободили Белград. Как Гриша пропал где-то на Сремском фронте, и как все думали, что он мертв.

      «А