Уха из золотой рыбки. Дарья Донцова

внесшая в комнату блюдо с пирожками.

      Я глянула на румяные крохотные кулебяки, сглотнула слюну и спросила:

      – Ты обожглась? В другой раз надевай кухонные варежки, тарелка небось огненная.

      – Да вы на полковника гляньте! – с неприкрытым ужасом завопила Ирка. – Кошмар, умирает!

      Я уронила вилку, которой пыталась подцепить раскаленный пирожок, и повернула голову.

      Дегтярев, прямой, словно он вместо куска мяса проглотил швабру, сидел на стуле, выпучив глаза. Из его рта выползала обильная, пузыристая пена.

      – Тебе плохо? – кинулась к полковнику Маня.

      Александр Михайлович попытался что-то сказать, но не смог. Зайка схватилась за трубку.

      – «Медицина для вас»? Примите заказ из коттеджного поселка Ложкино, человеку плохо, приступ эпилепсии…

      Дегтярев побледнел.

      – На, выпей, – суетилась Маруська, поднося к губам полковника «Перье», – легче станет.

      Но отчего-то после пары судорожных глотков, которые послушно сделал Александр Михайлович, пена полезла еще сильней.

      – Уложите его на диван, – велел Кеша.

      – Нельзя, язык проглотит! – подскочила Зайка. – Это же эпилепсия!

      – С чего ты взяла? – спросила я.

      – У нас девчонка работала, – пояснила Ольга, – тоже вот так один раз в корчах свалилась, пена изо рта… Жуть смотреть было.

      – Но полковник не корчится, – возразила Маня, – сидит, словно накрахмаленный.

      – За стадией судорог наступает окоченение, – безапелляционно заявила Заюшка.

      – Как у трупа, – бормотнул Кеша.

      Александр Михайлович сравнялся по цвету со стеной, но не пошевелился. Следующие десять минут мы бестолково суетились вокруг него, вливая в несчастного по очереди: минералку, простую воду, яблочный сок. С каждым новым глотком пены становилось больше.

      Наконец появился доктор, оглядев стол, он спросил:

      – Что это?

      – Где? – завертела головой Маруська.

      – Вон там.

      – Полковник Дегтярев, он болен, у него эпилепсия, – одним духом выпалила Зайка.

      Врач окинул Александра Михайловича взглядом и бодро сказал:

      – Да нет! Что он ел?

      – Салат, – принялась перечислять я, – свиную отбивную с картошкой, хотел еще пирожок слопать, но не успел, падучая скрутила. Скажите, его можно вылечить или он уже навсегда таким останется?

      Александр Михайлович застонал и закрыл глаза.

      – Сделайте что-нибудь! – возмутилась Зайка. – Человеку плохо. Может, он сейчас умрет, а вы про еду расспрашиваете.

      – Кто вам сказал про эпилепсию? – спросил доктор, изучая полковника. – Вот уж глупость! Что он проглотил?

      – Рассказала уже, – я пришла в негодование, – салат, эскалоп…

      – Да нет, – отмахнулся доктор, – я сразу же спросил: что это?

      Его указательный палец с аккуратно стриженным ногтем уперся в пачку таблеток, лежащую на столе, возле прибора Дегтярева.

      – Лекарство от кашля.

      – Какое?

      – Ну, не помню название,