Серафим. Елена Крюкова

бодряцкая рожа диктора, гладко выбритая. «Наши доярки выполнили-перевыполнили!.. Наши механизаторы выполнили досрочно!..»

      Все планировалось; и все выполнялось досрочно.

      Страна была сильна, мощна, бодра и сама перед собой выслуживалась.

      Народ владел всем. Или это один народ владел другим народом?

      Мать, придвинув табурет поближе, садилась и таращилась в экран – она все хуже видела, а очков не носила. Телевизор исторгал веселые вопли и хоровые крики. Сестры бесились, тянулись вверх, груди их наливались, зады ширели, они невестились, им надо было парней сильных – и рожать, – а замуж никто не брал, и кавалеров не было. Злились. К экзаменам готовились – книжки швыряли. То в меня, то об стенку. Орали. Злобно орали.

      Я думал: сколько злобы может храниться в человеке? И где она прячется?

      Бабушка гасла день ото дня. Ждали ее кончины.

      Но не верили, что ее жизнь оборвется. Обманывали себя и ее. Весело приговаривали: ты, бабушка, у нас святая старушка! Ты – законсервировалась! Ты у нас долгожитель, до ста пятидесяти жить будешь!

      Что врали? Зачем врали?

      А – люди врут, и себе и другим, всегда врут. Чтобы легче жить было. Чтобы – не так сильно смерти бояться.

      И каждый втайне думает: все умрут, а вот я-то, я-то – бессмертен.

      После двух лет армии, – отслужил я на Северном Урале, в Ивделе, и приставили там меня к собакам, ухаживать за овчарками в питомнике близ северного лагеря, заполярной колонии строгого режима, – ах, собачки мои, собачки-красавицы!.. только лай ваш звонкий в ушах и остался, завяз… – начал я учиться в университете, на физическом факультете, с математикой и физикой у меня всегда было в школе хорошо, даже очень хорошо; я решал задачи и доказывал теоремы так легко, будто кто мне диктовал решения, веером разворачивал доказательства.

      Учиться начал, и хорошо дело пошло, да не закончил.

      Я женился.

      Женился рано и поспешно, так не женятся. Так только отчаянные циркачи сдуру прыгают из-под купола в бездну без лонжи; пловцы бесшабашные в омут – вниз головенкой, в водоворот.

      О, я сумасшедший был! Молоденький петушок! Девчонка понравилась, с ходу, с лету. Цап!

      Или это она меня цапнула? Оцарапала коготками… Кошечка черненькая… Шестнадцать лет, только из школы выпрыгнула…

      Через три месяца она выкрасила смоляные коски перекисью водорода – в мертвый белый цвет.

      Через четыре – напилась первый раз, до бесчувствия.

      Через полгода, беременная от меня, она изменила мне первый раз. С моим другом.

      Через год она родила мне дочку.

      Анной назвали.

      Верочка – так мою жену звали – пить не прекратила после рождения дочки. И гулять тоже. Ох и гуляла она! Стены стонали! Мать моя, Матрена Ильинична, только морщилась, страдая. А Верочка и маманю в пьянство вворачивала. Так и не просыхали они, обе, бедные мои, старая и молодая. Анночка орала, как резаная, в колыбельке. Верочка раздевалась догола и перед пьяными автозаводскими подругами