Медный всадник. Полина Саймонс

предложил возвращаться через Летний сад. Татьяна согласилась, но потом вспомнила чувственные статуи сплетавшихся в объятиях любовников.

      – Наверное, не стоит. Разве нет пути покороче?

      – Нет.

      Высокие вязы отбрасывали длинные тени на песок. Они вошли в ворота и направились по узкой тропинке между статуями.

      – По ночам здесь все другое, – заметила Татьяна.

      – А ты здесь бывала по ночам?

      Она покачала головой:

      – Зато бывала в других местах. Однажды я…

      Александр наклонился к ней:

      – Таня, знаешь…

      – Что? – пробормотала она, отстраняясь.

      – Чем меньше ты бывала где-либо по ночам, тем больше мне это нравится.

      Потерявшая дар речи девушка рванулась вперед, упорно глядя под ноги. Александр не отставал, дробя свой обычно широкий шаг, чтобы держаться рядом. Ночь выдалась теплой, голые руки Татьяны дважды ненароком коснулись грубой ткани его гимнастерки.

      – Это наше лучшее время, Таня. Хочешь знать почему?

      – Ни за что.

      – Больше оно не повторится. Никогда нам не провести вдвоем таких мирных незатейливых минут.

      – Ты называешь их незатейливыми? – удивилась Татьяна, покачивая головой.

      – Разумеется. Пока мы только друзья и гуляем по Ленинграду в сумерках.

      Они остановились на мосту через Фонтанку.

      – У меня дежурство в десять, – вздохнул Александр. – Иначе я проводил бы тебя домой…

      – Нет-нет, я спокойно доберусь. Не беспокойся. И спасибо за ужин.

      Она по-прежнему не могла смотреть в лицо Александра. Хорошо еще, что он так высок. Татьяна уставилась на пуговицы его гимнастерки. Их она не боялась.

      Он откашлялся:

      – Лучше скажи, есть у тебя какое-нибудь домашнее имя? Или ты и для родных только Татьяна? Как они тебя называют?

      Сердце девушки подпрыгнуло.

      – Кого именно ты имеешь в виду?

      Александр ничего не ответил. Татьяна отступила шагов на пять и наконец посмела взглянуть ему в лицо. Волшебство вновь вернулось. Ей уже не хотелось ничего. Только стоять вот так и любоваться…

      – Иногда, – едва выговорила она, – меня называют Тата.

      Он улыбнулся.

      Долгие паузы терзали ее. Чем их занять?

      – Ты очень красива, Тата…

      – Перестань, – шепнула она одними губами.

      – Если хочешь, – добавил он, – можешь звать меня Шура.

      «Шура! До чего же чудесное имя! И как бы я хотела звать тебя Шурой!»

      – А кто еще зовет тебя так?

      – Никто, – заверил он и отсалютовал.

      Домой Татьяна летела как на крыльях. Блестящих красных крыльях, которые отрастила специально, чтобы плыть по лазурному ленинградскому небу. Но уже ближе к дому отягощенная сознанием собственной вины совесть потянула ее вниз, и крылья исчезли. Татьяна стянула волосы в узел и запихнула книги на самое дно сумки. И все же пришлось постоять неподвижно несколько минут, прижимая к груди кулаки и стараясь унять стук предательского сердца.

      Даша сидела за столом и, как ни странно, в компании Дмитрия.

      – Мы