Зеркало. Елена Крюкова

Че набатывашь, как в набат?.. Младенец твой орет как резаный по ночам, да ты ишшо моду взяла не спать?.. Какая тебя муха укусила в голу задницу?.. Самая сласть сна, а ты…

      – Тетя Паня, горелым пахнет. Проводка горит. Из вентиляционных ходов – дым!..

      – Окстися. Какой дым. Под носом у тя дым…

      – Галка!.. Че путаешься под ногами, дура девчонка, иди спать ложись, не мети рубахой половицы…

      – Мамка, я ноль-один вызвала.

      – Ты че!.. Правда, што ль!..

      – Сказали – сейчас приедут.

      – Быстро в постель!..

      – А че торопиться-то. Какой он – огонь? Поглядеть хочу. Мамка, а Петька спит?..

      – Спит, умница моя. Пожарку вызвала! Умница моя… Не бойся… Не бойся с мамкой ничего…

      – Пахнет горелым… Мам, вон огонь! Вон он! Хвосты лисьи!..

      – Да, хвосты… Только шубу не сошьешь… Паня, буди всех! Всех!

      – Милые! Милые! Вставайте! Пожар! Горим! Горим!

      – Что?.. Кто придумал?.. А запах-то… А полыхает вон!..

      – Это он, сволочь. Граф Борис Иваныч. Утюг оставил в кладовке. А сам заснул.

      – Эй, Борис Иваныч!.. Спит… Свои брильянты под подушкой охраняет, а нам – гори синим пламенем?!..

      – Вставай, контра проклятая!..

      – Пожарнички, родненькие, вы уж потушите за ради Христа… Дети малые у нас…

      – Уж потушили, бабы. Не нойте. Счастье ваше. Дом-то… деревянный коробок. Еще минут пятнадцать – и все рухнуло бы… к едрене-фене…

      – Пожарники! Братаны! Водочки тяпнем?.. За жизнь!..

      – Мамка, мамка, да почему горелым пахнет, аж плакать хочется, а голуби на крыше – не сгорели?..

      Пожар

      Лютая, зверья сила огня.

      Судорга ног – к подбородку.

      Страшно, огонь. Вдруг возьмешь ты меня

      В гулкую рыжую глотку?

      Пасть твоя светлая. Зубы остры.

      Дом наш качается, пьяный.

      Так вот горят – первобытно – костры

      В наших песцовых буранах.

      Это Борис наш Иваныч, наш граф,

      Житель крысиной кладовки,

      Тощая щепка, – спал, ноги задрав,

      После крутой голодовки

      Так запродав с аметистом браслет,

      Что на паршивую сотню

      Снедь закупил и поел на сто лет

      Впрок – хоть сейчас в преисподню!.. —

      Гладил рубашки… Дрожание рук,

      Сытости радость тупая…

      Как он оставил включенным утюг —

      Плача, сопя, засыпая…

      И загорелось в щелях и пазах

      Красной сухой круговертью.

      И загорелся в ребячьих глазах

      Дикий азарт передсмертья.

      Взрослые – те лишь вопили одно:

      «Дом бы сгорел этот нищий!..

      Иль в новоселье попьем мы вино,

      Иль повезут на кладбище!..»

      И, спохватясь, прижав руки ко рту:

      «Родненькие!.. Погасите!..

      Все переможем – всю голь-нищету,

      Только нам дом наш спасите!..»

      Шорох – из шлангов – вонючей воды!

      Гари древесная пряность!

      Перед тигриною пастью беды —

      Я, не мигая, уставясь…

      Рядом