Стрелецкий бунт. Роман. Вера Гривина

Михайловна всхлипнула:

      – Бояре, окольничие, думные и ближние люди присягнули Петруше!

      – Медвежонку? – вскрикнула Софья, поднявшись так резко, что поправлявшая ей головной убор девка не устояла на ногах и плюхнулась на пол.

      – Ему родимому, – подтвердила тетка.

      – Да как они посмели? Кто им дозволил?

      – Такова была воля патриарха; мол, царевич Иван хвор…

      Побагровев от гнева, Софья прервала тетку:

      – А не много ли на себя берет смиренный богомолец? Ему положено заботиться о наших душах, а не царством-государством управлять! Как сказано в Писании: Богу Богово, а кесарю кесарево! А бояре, значит, заодно с ним?

      – Среди бояр есть и не согласные с нашим духовным отцом.

      – Но никто ему слова поперек не сказал?

      Татьяна Михайловна развела руками.

      – Мне мало что ведомо. Потолкуй с боярами. В моих покоях сидят князь Яков Одоевский, князь Михайло Черкасский, князь Федор Урусов да Петр Шереметев – они хотят с тобой повидаться.

      Софья поспешила в покои тетки, где в просторной светелке с огромными окнами обеих царевен ожидали четверо бояр в траурных одеждах. Самым старшим из гостей Татьяны Михайловны был Петр Васильевич Шереметев, коему перевалило за шестьдесят лет. Он сам и его родные были при дворе на особом положении, поскольку имели одного с Романовыми основателя рода, боярина Андрея Кобылу9, да к тому же один из Шереметевых, Федор Иванович, в свое время немало потрудился для того, чтобы на престол взошел Михаил Федорович Романов. Будучи членом столь уважаемого семейства, Петр Васильевич знал себе цену и сохранял достоинство в любой ситуации. Вот и сейчас он казался самым невозмутимым из бояр.

      У потомка кабардинских правителей, князя Михаила Алегуковича Черкасского лихорадочно блестели глаза, а его смуглое лицо приобрело красноватый оттенок. Как он не старался держать себя в руках, горячая южная кровь бурлила в нем со всей силой.

      Впрочем, и у прямого потомка Рюрика10, князя Якова Никитича Одоевского тоже не получалось скрывать свое волнение. Когда вошла Софья, он растерянно посмотрел на нее и вытер пот со лба.

      Самый молодой из присутствующих бояр, тридцатипятилетний князь Федор Семенович Урусов, имел доступ в покои царевен благодаря своему родству с ними, ибо его мать приходилась племянницей патриарху Филарету11, а сам он взял себе в жены свояченицу государя Федора Алексеевича, сестру умершей при родах царицы Агафьи Грушецкой. Вид у него тоже был смущенный.

      – Значит, бояре поцеловали крест сыну царицы Натальи? – грозно спросила Софья.

      – Да, – ответил князь Одоевский, краснея.

      – И вы тоже?

      – И мы, – признался князь Черкасский после недолгого молчания.

      Софья едва не задохнулась от злости.

      – Изменщики!.. Еще тело моего брата, царя Федора,

9

Андрей Кобыла – боярин великого московского князя Ивана Даниловича Калиты, от которого пошли многие знатные рода: в том числе Романовы, Шереметевы, Яковлевы, Коновницыны.

10

Рюрик – полулегендарный новгородский князь, от которого, судя по летописям, ведут начало большинство русских княжеских родов.

11

Патриарх Филарет, в миру Федор Никитич Романов – племянник первой жены царя Ивана IV Грозного и двоюродный брат царя Федора Ивановича; отец первого царя из династии Романовых, Михаила Федоровича. Он был патриархом русской православной церкви с 1619года по 1633 год.