Главная тайна горлана-главаря. Сошедший сам. Эдуард Филатьев

по словам Лавута, «вынужденное заточение в номере». В качестве пояснения Павел Ильич привёл строчки самого Маяковского, сочинённые чуть позднее (они взяты из стихотворения «Фабриканты оптимистов»):

      «Не то грипп, / не то инфлуэнца.

      Температура / ниже рыб.

      Ноги тянет. / Руки ленятся.

      Лежу. / Единственное видеть мог:

      напротив – окошко / в складке холстика —

      "Фотография Теремок,

      Т.Мальков и М.Толстиков"».

      А заканчивалось стихотворение так:

      «Если ты загрустил, / не ходи далеко —

      снимись по пояс / и карточку выставь.

      Семейному уважение, / холостому альков.

      Салют вам, Толстиков и Мальков —

      фабриканты оптимистов».

      2 февраля 1927 года Владимир Владимирович вернулся в Москву.

      «Есенинщина» и «маяковщина»

      Выздоровев, Маяковский продолжил прерванное турне, начав готовить новые вояжи.

      Вскоре состоялось заседание членов Совета Федерации писателей, на котором группу «Новый Леф» приняли в состав этого объединения, а Маяковский вошёл в Совет и в Исполнительное бюро Федерации.

      А 4 февраля 1927 года Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС) направило в Моссовет письмо в связи с планировавшейся поездкой поэта-лефовца за рубеж:

      «В.В.Маяковский делегируется обществом культурной связи с заграницей в Варшаву, Прагу и Париж для прочтения докладов. Левые писательские круги как Польши, так и Чехословакии приветствуют приезд товарища Маяковского и придают ему большое значение».

      Раз речь зашла о новой зарубежной поездке Маяковского, по логике вещей, следует искать и очередную гепеушную акцию, которая должна была напомнить зарубежной аудитории о том, что в стране Советов поэта-лефовца нещадно критикуют, а также преследуют за написанные им строки.

      Следы такой акции обнаруживаются сразу – заглянем в Коммунистическую академию, в которой 13 февраля общественность Москвы проводила диспут «Упадочное настроение среди молодёжи (есенинщина)». Слово «есенинщина», как считают, ввёл в обращение журналист Лев Сосновский (тот самый, который, напомним, входил в советскую партийную элиту).

      Диспут начался докладом наркома Луначарского. В прениях приняли участие видные партийные и общественные деятели: Е.А.Преображенский, Л.С.Сосновский, В.П.Полонский, К.Б.Радек, В.В.Ермилов и другие. Взял слово и Маяковский:

      «– Товарищи!.. Я начну разговор с того именно, на чём кончили товарищи Сосновский и Полонский – с вопроса о литературе: как это упадочничество в литературе отражается, виноват ли в этом Есенин, или какая-то легендарная есенинщина, которая родилась после смерти Сергея Есенина и пошла гулять по Советскому Союзу…

      Прежде всего и раньше всего – про ценность Есенина… Ты скажи, сделал ли ты из своих стихов или пытался сделать оружие класса, оружие революции? (Аплодисменты.) И если ты даже скапутился на этом деле, то это гораздо сильнее,