Беги, если сможешь. Чеви Стивенс

Рад, что все так сложилось.

      Я не стала говорить ему, что для меня все сложилось не так радужно. Чем лучше становилось моей пациентке, тем хуже было мне. Хизер открыла ворота моей памяти, и я снова стала спать со светом – иначе мне приходилось ворочаться часами, прислушиваясь ко всем шорохам. Лифты снова стали для меня недоступны. Даже туннели на автостраде вызывали у меня тошноту и дрожь. Мысль о том, чтобы ехать после работы домой и сидеть в замкнутом пространстве, была невыносима, поэтому я каталась по городу и искала Лизу.

      После переезда я сразу же отправилась в многоквартирный дом, где, по слухам, она тогда жила, но оказалось, что хамоватый домовладелец уже выгнал ее. Мне сказали, что она живет у знакомых в центре, но и это завело меня в тупик. Она пожила у них, после чего куда-то ушла. Когда я спросила, принимает ли она еще наркотики (раньше она предпочитала метафметамин), меня уверили, что она уже почти бросила. Но я понимала, что без последовательной программы у нее мало шансов вернуться к нормальной жизни, – мы уже не раз спорили об этом.

      Полу поставили диагноз, когда я заканчивала резидентуру[4]. Лизе было четырнадцать, и именно тогда она начала ускользать от меня – почти перестала разговаривать, стала красить волосы, одеваться в какое-то тряпье, ярко краситься и общаться с подозрительными ребятами. Когда Пол умер – в те мрачные дни мне казалось, что часть меня умерла вместе с ним, – она стала еще тише, все время молчала, ночами где-то пропадала, а днем спала и пропускала школу. Даже ее сводному брату, Гаррету, не удавалось вернуть Лизу к жизни. Когда мы встретились с Полом, Гаррету было пять, и он не сразу меня полюбил, но со временем привык. Когда Пол заболел, Гаррет много времени проводил с Лизой: водил ее обедать, следил за ней, пока я была в больнице. Когда я приезжала домой, она устраивала скандалы по любому поводу. Мне было бесконечно жаль дочь – я понимала, как ей страшно за отца. Но в то же время я злилась, потому что она нападала на меня, когда я сама с трудом держалась, потому что она принимала наркотики и разрушала себя, пока я пыталась сохранить нашу семью.

      Я быстро поняла, в чем дело: перепады настроения, проблемы с кожей, возбуждение и паранойя… Омерзительный демон уводил мою дочь, а ведь раньше она тащила домой всех друзей и найденных на улице животных и мечтала стать ветеринаром, как папа. Но теперь она распадалась у меня на глазах – щеки становились все более и более впалыми, взгляд затухал. В младенчестве она была пухленьким круглощеким ребенком – я притворялась, что кусаю ее за щечки, и она визжала от смеха. У нее всегда были необыкновенно выразительные глаза, а теперь мне даже не удавалось поймать ее взгляд.

      Как-то раз я обыскала ее комнату и обнаружила в шкафу металлическую шкатулку. Я выбросила все – пакетики, трубки, соломинки, пепельницы и зеркала, – а когда она пришла домой, пригрозила наркоцентром. Лиза умоляла дать ей второй шанс. Я дала слабину, и через несколько недель она снова стала исчезать по ночам. Наконец, отчаявшись, я продала дом, и мы переехали в

4

Резидентура – углубленное медицинское образование, получаемое после вуза.